Дарья Донцова
Идеальное тело Пятачка

Татьяна Сергеева. Детектив на диете – 5


На главную
Глава «  1-3 4-6 7-10 11-13 14-17 18-21 22-24 25-27 28-30 31-34  »

Глава 18





Наверное, подобные вспышки случались у молодого Кнабе постоянно, потому что Лаура Карловна, устроив девушку на диване, продолжила трапезу, а вернувшийся спустя короткое время Михаил как ни в чем не бывало сел на свое место.
Подали десерт. Слава богу, он состоял из фруктов и не мог понравиться Гензе.
– У нас не хватает горничной, – завела деловой разговор экономка, – уволилась Светлана.
– Не помню ее, – поморщился хозяин.
– Светлана Калинина, из приходящих, – уточнила Лаура Карловна. – Ушла внезапно, собрала вещи и умчалась. Вроде у нее муж заболел.
– Не вижу проблемы, найми новую прислугу, – пожал плечами Герман.
– На листе ожидания Вероника Долина и Екатерина Соснова, – вздохнула экономка.
– Родители? – вскинул брови Кнабе.
– У Долиной: Иван Николаевич и Елена Петровна. А вот мать Катерины зовут Эльза, в девичестве Гессен.
– Отлично, – потер руки Герман Вольфович, – берем Соснову.
– Маленькая деталь: Долина шесть лет проработала в семье, которая уезжает на постоянное местожительство в Америку, рекомендации у Вероники великолепные и есть опыт. Катерина никогда не была прислугой, она очень молода, ей едва исполнилось восемнадцать.
– Присоединяюсь к отцу, – протрубил Михаил. – Зачем нам тут старая калоша? Лучше сочный персик. Надеюсь, фигурка у нее о’кей? Мне нравятся спортивные девушки, с рельефом. В особенности меня привлекают малышки, у которых развиты...
– Миша, – поморщился Герман, – прекрати.
– У которых развиты мышцы спины, – проигнорировал отца сын. – Если у девушки нет хорошего корсета из мышц, ей нельзя рассчитывать на звание красавицы.
– Мишенька, хочешь добавку? – попыталась помешать разглагольствованиям воспитанника Лаура Карловна. – Велю принести новую порцию ванильного пудинга к ягодам.
Но сына Кнабе оказалось совсем непросто сбить с любимой темы.
– Вот скажите, – внезапно повернулся он ко мне, – что хорошего в моделях? Вылезает на подиум скелет без вторичных половых признаков, шагает, по идиотски ставя ноги, украшен чудовищным макияжем, на голове причесон, идея которого привиделась цирюльнику после очередной дозы кокаина. И я должен возбудиться, глядя на размалеванную швабру? Ну уж нет! Я восхищаюсь спортсменками, никогда не пропускаю соревнований по гимнастике. Вот где красота тела и эротика, сила, мощь, ловкость. Признайтесь, вы со мной согласны?
От растерянности я пропищала:
– Да.
Герман Вольфович отложил плоскую круглую ложку, которой аккуратно ел фруктовый коктейль.
– К вопросу о новой прислуге...
– Да да, – обрадовалась смене темы Лаура Карловна, – кого берем?
Хозяин хмыкнул.
– Твое решение?
Лаура Карловна потупилась.
– Моя позиция всем известна. Я, кстати, опираюсь на науку, которая утверждает: никакое воспитание или обучение не заменит происхождения. Мы этнические немцы, рано или поздно в каждом из нас просыпается...
– Фюрер , – вклинился в плавную речь старушки Михаил. – Зиг хайль! Дранг нах остен!
Я хоть и не знаю немецкого языка, но смысл слов сына Кнабе поняла отлично: все таки имею филологическое образование и прочитала много книг. Интересно, как отреагирует отец на неподобающее поведение Михаила? Сделает ему замечание? Накричит на него? Велит покинуть столовую?
Но Герман сделал вид, будто ничего не произошло.
– Согласен, – обратился он к Лауре Карловне. – Так у кого отец немец?
– Мать, у Екатерины Сосновой, – уточнила бывшая няня, – но девушка без опыта.
– Замечательно, – потер руки хозяин, – ты умеешь воспитывать людей.
– Отрубить им голову! – заорал Михаил. – Казнить всех!
Я невольно вздрогнула. Конечно, мне было понятно, что молодой человек дурачился и цитировал речи одного из героев книги «Алиса в Стране чудес», но все равно неприятно слушать вопли.
– Всех расстрелять! – продолжал кривляться молодой Кнабе.
Внезапно раздался резкий неприличный звук, по комнате поплыл смрад. Герман, Лаура Карловна и Михаил уставились на меня.
– Это Генза, – немедленно оправдалась я. – Рукохвост воспринимает слишком громкие звуки как начало нападения и пытается защититься. Сейчас он испугался голоса Михаила Германовича и отреагировал соответственно.
– Я наслышан о повадках рукохвоста, но не ожидал, что дело обстоит столь ужасно, – простонал хозяин.
Лаура Карловна вскочила, посеменила к окну, распахнула его и констатировала:
– Изумительная погода, тепло даже вечером!
Михаил встал.
– Раз я здесь никому не интересен, раз меня ненавидит даже животное с кретинским именем Генза, то сочту за благо удалиться в мастерскую. Чао, господа!
Я испугалась, оскорбить хозяйского сына не входило в мои планы.
– Рукохвост действует инстинктивно, слышит неприятный звук и... э... ну... портит воздух. Поверьте, в этом нет ничего личного.
– Значит, мой голос отвратителен? – взвизгнул Миша и стал надвигаться на меня.
– Нет, конечно, – залепетала я, – но Генза не любит шума.
Сын Кнабе вцепился в мое плечо.
– Запомни, пакость, никто не имеет права...
– Михаил! – хором воскликнули экономка и глава семейства.
Кнабе старший поднялся из за стола. Он, очевидно, хотел подойти к хулигану, но тут события стали развиваться непредсказуемо.
Рукохвост высунул мордочку из под воротника моего костюма. Глаза Михаила со странно расширенными зрачками сфокусировались на Гензе.
– Мышь ублюдская! – трубно возвестил он. – Она теперь у нас в доме главная? Ну, милашечка, случится с тобой хренашечка!
Парень с силой сжал мое плечо, я не сдержала крика, пальцы младшего Кнабе походили на тиски.
– Сейчас заплачу... – прошипел хулиган. – Ты меня не любишь! Голос мой тебя раздражает, ласковое прикосновение бесит...
– Михаил! – гаркнул Герман. – Сядь на место!
– Нихт ферштеен , – заржал бородач.
Лаура Карловна схватила телефон и нервно набрала номер.
– Зайди сюда, – зашептала она в трубку, – живо.
И тут настал звездный час Гензы. Рукохвост раздул щеки, вздыбил короткую шерстку, округлил глаза, повернулся в сторону буяна и плюнул в него коричневой струей. Надо отдать должное моему воспитаннику, малыш обладает меткостью снайпера. Лицо, рубашка и даже волосы Михаила покрыла липкая жижа. От неожиданности парень растерялся и почти по человечески спросил:
– Что он сделал?
– Крошку стошнило, – ответила Лаура Карловна.
– Тефтельками в соусе, – непонятно зачем уточнила я. – Они ему очень понравились.
– Ах, сученыш! – взвился бородач. – Сейчас голову ему откручу!
Генза снова пукнул, но младшего Кнабе очередная газовая атака не остановила, он дернул за воротник мою кофту. Пуговички в виде жемчужинок посыпались на пол. «Хорошо, что Марта положила в чемодан дорогущий комплект белья, обнажись сейчас розовый атласный бюстгальтер старушечьего фасона, я умерла бы от стыда, а так я красуюсь в кружевном лифчике и вполне прилично выгляжу», – промелькнуло в моей голове.
Михаил схватил рукохвоста, я возмутилась:
– Не трогай ребенка!
– Ща ему мало не покажется, – зло пообещал парень. – Насрать, сколько мерзавец стоит, я сверну ему шею!
Я попыталась отодрать руку хама от испуганного животного, но потерпела неудачу. И все же решила во что бы то ни стало защитить Гензу. Изловчилась, схватила со стола маленькую вилку и ткнула ею в бок Михаилу.
Раздался вопль, затем брань.
– ...! ...! Ты меня убила!
Я запахнула блузку, не удержавшись от замечания:
– Для мертвого ты слишком громко орешь!
– Зовите врача, – захныкал Миша, оседая на пол, – я погибаю.
В столовую вошел Костя, мастер на все руки и, похоже, самый верный слуга Лауры Карловны.
– Звали? – обратился он к старушенции.
– Уведи его, – приказала Лаура Карловна, – уложи спать.
Костя приблизился к Михаилу, который вытянулся на ковре и закатил глаза.
– Посмотрите, сильно я его поранила? – испуганно проблеяла я.
Константин изучил последствия удара вилкой.
– Крови нет, даже кожу не оцарапали.
– Прибором для суфле никому не навредишь, он же тупой, – заметила Лаура Карловна. – Только рубашка порвалась.
– Почему же он так испугался? – удивилась я, благодаря бога, что мне под руку не подвернулся нож для разрезания запеченного мяса или кинжал, которым колют лед.
– Он художник, творческая личность... – объяснил Константин. – Домысливает все на ходу. Вы психолог, вероятно, сталкиваетесь с подобными людьми, смотрят они в зеркало, видят крохотную морщинку и думают: старею, скоро умирать, я на последнем издыхании и – бац, инфаркт. Вот и Миша таков, ощутил тычок, в его воображении нарисовался тесак с полуметровым лезвием.
– Он ездил сегодня в город? – резко спросил Герман.
– Нет, – ответил Костя, поднимая парня.
– Точно? – не успокаивался хозяин.
– Головой ручаюсь! – воскликнул Константин, утаскивая обмякшего Мишу. – Да и на чем? Я распорядился машину ему не давать, а если он начнет настаивать – меня позвать.
– И тем не менее. Обыщи мастерскую и спальню, уничтожь запас, – мрачно гудел Герман Вольфович.
Костя кивнул и уволок уже почти спящего барчука из столовой. Повисло тяжелое молчание.
– Извините, – я рискнула нарушить тишину, – пойду переоденусь!
– Конечно, Надя пришьет пуговицы, – засуетилась Лаура Карловна. – Танечка, вы для нас особый человек, мама Гензы, поэтому... ну... э... как вы защищали малыша! Смело! Самоотверженно! Рукохвост не ошибся, выбрал лучшую из лучших! И... да...
– Короче! Я человек прямой! – Герман рубанул воздух рукой. – Всю жизнь от этого страдаю, желание высказать человеку в лицо правду только усложняет жизнь, но ничего с собой поделать не могу. Татьяна, вы стали свидетельницей отвратительного, но, увы, привычного поведения Михаила. Мой сын в детстве подавал огромные надежды, он талантлив, ярок, неординарен, но, на беду, одновременно с немалыми творческими задатками от матери ему передались истеричность, капризность, эгоизм и лень.
Лаура укоризненно кашлянула, Герман Вольфович побагровел.
– Нечего мне рот затыкать! Моя жена была красива, я повелся на яркую упаковку, наплевал на внутреннее содержание. И от меня Мише ничего не перешло, он целиком Эвелина. Не спорить!
Экономка опустила взгляд, мне стало неудобно. Неприятно, когда у вас в доме разгорается скандал, но еще хуже быть свидетелем выяснения отношений чужих тебе людей.
– Мой сын алкоголик, – заявил глава семейства. – Сейчас я пытаюсь его лечить. Михаилу не разрешено покидать поместье, спиртные запасы в доме заперты на замок, но он ухитряется раздобыть выпивку. Перед ужином сын явно накачался виски, в процессе семейной беседы мерзавца развезло, вот он и устроил дебош. Нам с Лаурой Карловной стыдно, поэтому убедительно вас просим: не делитесь ни с кем впечатлениями от увиденного.
– Я не собиралась болтать с прислугой, – поспешила я заверить хозяина, – вообще никогда не сплетничаю.
– Спасибо, – устало произнес Герман Кнабе.
– Картинки закончились, хочу еще! – подала голос Эрика.
– Уже поздно, – вспомнила о несчастной девушке Лаура, – тебе пора спать.
– Нет, – заупрямилась Эрика, – нет!
– Пойдем, съешь пирожное, – начала соблазнять ее старуха, – эклер с глазурью.
– Это что? – не поняла Эрика.
– Трубочка с кремом, – перевела непонятное слово Лаура.
– Давай! – закричала больная и кинулась к пожилой даме.
Герман Вольфович сел в кресло и закрыл глаза.
Меня охватила жалость. Права поговорка: «Не в деньгах счастье». Конечно, человек, живущий на скромную пенсию или маленькую зарплату, часто думает, что все его проблемы можно решить с помощью денег. Но посмотрите на старшего Кнабе! Огромный дом, окруженный лесным массивом, зоопарк, армия челяди, гараж с машинами, возможность исполнить практически любую свою прихоть... – у него есть все, а счастья нет!
Новой супругой Герман не обзавелся (наверное, опасается привести в семью охотницу за наследством), Эрика превратилась в неразумное дитя, а Михаил наркоман. И никакие миллионы не вернут господину Кнабе веру в любовь и не разбудят разум его дочери. Может, хоть с Мишей ему повезет? Иногда нездоровое пристрастие поддается лечению.
Почему я веду речь о наркотиках, если Кнабе назвал сына алкоголиком?
Я обладаю отлично развитым обонянием, наверное, веду свой род от древнего человека, который вынюхивал для своего племени мамонта или другой объект охоты. Но сегодня мой сверхчувствительный нос не уловил ни малейшего намека на спиртное. Михаил стоял вплотную ко мне, дышал буквально в лицо, и я могу с уверенностью сказать: хам не прикасался к бутылке. Судя по расширенным зрачкам и постоянному шмыганию носом, неадекватное поведение младшего Кнабе вызвано ударной дозой кокаина. А Герман Вольфович не может признаться: мой сын наркоман. Поэтому и соврал про алкоголизм.
Людям важно сохранить реноме даже в безнадежной ситуации. Мать, чей отпрыск попал в тюрьму за воровство, воскликнет: «Он не убийца!» Ей хочется думать, что ее сын не хуже всех, есть на свете совсем уж отвязные подонки. Вот и Герману Вольфовичу кажется: пьяница – это еще не дно. А хуже наркомании ничего нет.

Глава 19

Мало помалу я стала ориентироваться в доме, поэтому добралась до своей спальни без приключений. Быстро приняла душ и, несмотря на относительно ранний час, залезла под одеяло. К сожалению, я принадлежу к той категории людей, которые тяжело переносят любые скандалы. Если при мне начинается выяснение отношений, у меня всегда душа уходит в пятки.
В детстве, когда мои родители принимались орать друг на друга, рано или поздно у отца вырывалась фраза:
– И дочь пошла в тебя, дуру, потому и носит из школы тройки!
– От кролика не родится лев! – отбивалась мать. – Танька ленивая и неаккуратная, как папашка!
Я вжималась в матрац, натягивала на голову одеяло, пыталась дышать бесшумно и непременно давала самой себе несбыточные обещания: стану отличницей, буду три раза в неделю убирать квартиру, никогда больше не забуду дома мешок со сменной обувью, а в школе – пенал с ручками. Родители начнут гордиться дочерью, забудут про ссоры, станут приглашать гостей, танцевать под магнитофон – короче, вести себя, как папа и мама Веры Гордеевой. Но благого порыва мне хватало на пару дней. В понедельник я мыла в квартире полы, во вторник приносила «пять» по географии, а в среду забывала записать задание в дневник...
И в конце концов настал момент, когда я задала себе простой вопрос: почему меня всегда ругают? Гордеева учится намного хуже, в моем дневнике поровну четверок и троек, из класса в класс я перехожу без переэкзаменовок, а Верка обвешана двойками и в пятнадцать лет сидит с шестиклашками, потому что она злостная второгодница. Но ее предки – веселые люди, у них гуляют гости, отец ходит с Гордеевой на каток, мама шьет ей платья, и никто не говорит Вере, как мне: «Любовь родителей надо заслужить отличной учебой и примерным поведением. Даром ничего не дается». Но Гордеевой то мамина нежность достается просто так! Может, мои предки лаются не из за плохой дочери, а потому что не способны наладить личные отношения, вот и ищут виноватого?
Я не могла вспомнить ни одного раза, когда бы мать или отец провели со мной выходные. Даже на Новый год они уходили к приятелям, оставив нас с бабушкой вдвоем. Мама не обнимала меня, не целовала, не хвалила, не пела песенок на ночь, не читала сказок, ее внимание можно было привлечь только плохими отметками или проказами. Но я предпочитала вести себя хорошо, а двойки приносила не из за лени, а по тупости. Мне не давались математика, химия, физика, астрономия – короче, все науки, где цифр было больше, чем букв. Не могла я припомнить и своего желания посекретничать с мамой, поделиться с ней радостью или горем. Об отце я уж и не говорю, о нем можно сказать только одно: он был. Утром уходил на работу, вечером возвращался. Причем, как правило, папа открывал дверь в квартиру, когда я уже спала.
– Татьяна, тебе повезло, – частенько повторяла наша классная руководительница, – ты живешь в полной семье: мама, папа, бабушка. Но ты не ценишь своего счастья, постоянно ходишь надувшись. Посмотри на Зою, у той одна мать, зато девочку все любят за веселый нрав.
Ну и как я могла объяснить преподавательнице, что у Зои в доме живут собака, кошка, хомяки, а ее мать не имеет ничего против одноклассников, которые приходят в гости? Зою не пилят, не ругают, не называют позором семьи, и ее мама, Тамара Николаевна, никогда не вопит истошным голосом на мужа, которого у нее нет:
– Куда подевал зарплату? Снова заначку заныкал? Мы с голоду подохнем!
Я обожала бывать у Зои. Тетя Тамара ставила на стол отварную картошку, миску с домашней квашеной капустой, бутылку подсолнечного масла и говорила:
– Чем богаты, тем и рады.
А еще тетя Тамара пекла удивительно вкусное печенье. Правда, оно было очень твердое, мы размачивали его в чае и с удовольствием грызли.
У нас дома были и колбаса, и котлеты, и зефир, и конфеты, но они застревали в горле под постоянные свары родителей. А когда я в четвертом классе попыталась привести к себе подругу, мама не впустила ее в квартиру, заявив ей в лицо:
– Я только полы помыла, натопчешь. И диван у Тани новый, на него еще чехол не сшили, протрете дорогую обивку.
Так откуда взяться у меня веселому характеру...
Генза внезапно зашевелился. По моим щекам быстро забегала маленькая влажная, но совсем не противная тряпочка – рукохвост языком слизывал слезы, которые полились у меня из глаз. Я прошептала:
– Спасибо, милый.
Гензель заурчал, затем стал тихо пощелкивать языком. Похоже, зверек очень эмоционален, чутко улавливает чужое настроение.
Я погладила Гензу.
– Давай спать, все хорошо. Прошлое переделать нельзя. Да, у меня не было счастливого детства, но и ужасным его нельзя назвать. Зато настоящее и будущее зависят только от меня, я могу стать счастливой сейчас и оставаться такой до конца жизни. Больше не буду рыдать от жалости к себе, лучше потратить время на...
– Пожар! Пожар! Горим! – истошно завопил из коридора чей то голос.
Завыла сирена, захлопали двери.
– Пожар, пожар, горим! – надрывался кто то.
Я стряхнула оцепенение, накинула халат и, прикрывая рукой голову Гензы, кинулась из комнаты.
Воющий звук толкал меня в спину, я бежала изо всех сил. Выскочила во двор, перевела дух, оглянулась и увидела, что остальные жители имения столпились у фонтана.
Устыдившись собственной трусости, я постаралась незаметно присоединиться к толпе. Маневр удался, все смотрели на дом.
– Что стоите? Посмотрите, кого нет! – приказал Костя.
– Светланы, – робко сказала горничная Роза.
– Она уволилась, – быстро пояснила Надя.
– Когда? – удивилась Роза.
– Сегодня. Взяла вещи – и адью, – сообщила Надежда.
– Но почему? – воскликнула Роза. – Светке тут нравилось.
– Не о том говорите! – рассердился Костя. – У нас пожарная тревога.
– А где хозяева? – опомнилась Надя.
Костя махнул рукой в глубь сада:
– В беседке.
Похоже, Костю здесь слушались так же, как Лауру Карловну, и он оказался единственным, кто не потерял головы и не впал в панику. Мастер на все руки взял на себя командование людьми и распоряжался, как опытный сотрудник МЧС.
– Женщины, идите в оранжерею, – приказал он. – Сидите там тихо, не высовывайтесь, не истерите. Эй, Игорь, Коля, проводите их!
Нас доставили в небольшой домик, и я не сдержала восторга:
– Красота! Столько цветов!
– Ты еще орхидей не видела, – заметила Роза, – они в другом зале. Я раньше здесь убирала, ну когда на работу пришла. Лаура Карловна сначала человека в подвал отправляет, затем сюда, следом во флигели. А уж если добросовестность продемонстрируешь, тогда пустит на господскую половину. Первое время коридор и лестницы драишь, полгода со щеткой на карачках ползаешь. Там ступеньки дорожка ковровая покрывает.
– Видела, – кивнула я.
Роза подняла ноги на кресло и продолжила:
– На дорожке шерсть от собак и кошек остается, поседеешь, пока каждую ворсинку отцепишь. Еще прутья нужно чистить, которые ковер удерживают, чтобы он не поехал. Следующий этап – библиотека. А в ней книг – офонареть!
– Ты, наверное, дослужилась уже до уборки спален хозяев? – улыбнулась я.
Роза зевнула.
– Я отвечаю за столовую, гостиную и кабинет, к кроватям Надя допущена. Вот если она уволится, меня старшей сделают. Но Надюха не дура, сладкое место не бросают... Она левая рука Лауры.
– А кто правая? – тут же спросила я.
Роза наклонилась к моему уху.
– Неужели не поняла? Костя. Его все боятся даже больше, чем старуху, Лаура Карловна громко ругается, но она отходчивая. Надо только подождать, пока она успокоится, и прощения попросить, всплакнуть, напомнить, что у тебя корни немецкие. Глядь, она все и забыла. А Костя злопамятный, с ним лучше отношения не портить. Подгадит капитально, нашепчет Герману Вольфовичу в уши – и прощай хороший оклад.
– Всегда можно найти другое место, – легкомысленно возразила я.
Роза свернулась калачиком в огромном кресле.
– Не знаю, как у вас, зоопсихологов, а у нас с этим большие проблемы. Кнабе – лучшие хозяева из всех, что бывают.
– Суперские... – скривилась я. – Заставляют руками с ковров ворсинки собирать.
Горничная зевнула.
– Ну и что? Это такая работа. Зато ни хозяин, ни его сын лап не распускают. Поговори с другими девчонками, они тебе расскажут, что многие наниматели к горничным как к секс рабыням относятся. А здесь ни ни. Зарплату не задерживают, отпускные выплачивают, с праздниками поздравляют, проживание и питание бесплатное. Я, например, бабки почти не трачу – как и Светка, на однушку коплю. Странно, что она уволилась. Еще утром никуда не собиралась, планировала в следующий понедельник самостоятельно в центральной части дома уборку провести, ее Надька три недели натаскивала. Карьера у Светки в гору поперла, с чего ей убегать?
– Я слышала, у нее муж в больницу попал, – подлила я масла в огонь.
– Враки, – уверенно возразила Роза. – У нее с мужиком полный раскосец. Светка дома в пылесосе нашла чужие трусики и решила разводиться.
– Так это была она, – подпрыгнула я, вспомнив нечаянно подслушанный разговор двух женщин.
– Ты успела познакомиться со Светланой? – прищурилась Роза.
– Видела ее, – обтекаемо ответила я.
– Она хоть красивая, да невезучая, – с жалостью произнесла девушка. – Вышла замуж за обеспеченного мужика, он магазин имел. Но разорился и сидел дома, ни хрена не делал. Светусик уже год о разводе поговаривает, ей Костя нравится. Да уж, губа у нее не дура.
– Симпатичный молодой человек, – одобрила я выбор горничной.
Роза спустила ноги на пол.
– Костик у нас зафрахтован, у него на лбу штамп «Чужая собственность, не мацать».
– И кто же его счастливая избранница? – усмехнулась я. – Надеюсь, не повариха Анна Степановна?
Роза быстро оглянулась по сторонам и понизила голос.
– Эрика. Но ты об этом помалкивай.
– Дочь Кнабе? – поразилась я.
– Верно, – кивнула Роза. – У них амур. Никто не знал, я случайно Ромео с Джульеттой в оранжерее застала, вечером. Когда садовники уходят, туда ни одна собака не заглядывает, а мне смесь для удобрения комнатных цветов понадобилась, Лаура велела герань в гостиной подкормить. Понятно?
– Угу, – сказала я. – Однако Костя рисковый человек, Герману Вольфовичу не придется по душе нищий зять.
Роза положила ногу на ногу и начала откровенничать.
– Я раньше завидовала Эрике. Она внешне приятная, но не Мисс мира, без косметики на белую мышь смахивает. Тихая по характеру, от нее слова лишнего не дождешься: только «да» и «нет». Вот Миша, тот шумный, у него приятелей вагон. Но сейчас он дома сидит, к нему бабы сюда ездят, а хозяин злится. И правильно делает, еще родит какая нибудь шлюха, младенца признают родным Кнабе, вот где анафема!
– Герман Вольфович богат, ему и двадцать внуков не составит труда прокормить, – легкомысленно сказала я.
Роза потянулась.
– Думай, чего несешь! А наследство? Если родная кровь, то самозванец право имеет на все: на дом, землю, бизнес, деньги. Капитал придется дробить. Вот хозяин и запретил сыну по бабам таскаться, под замок красавчика посадил. А тот вопль поднял: «Я художник, мне натурщицы нужны!» И Герман Вольфович рукой на парня махнул. Вообще то отец хотел его к бизнесу приставить, да Миша отказался. Я в тот день в гостиной камин чистила, а он огромный, пришлось почти внутрь залезть, потому и услышала спор, который имел место в кабинете. Там ведь тоже печка есть, причем у нее общий дымоход с тем камином, где я сидела. И вот какой у папы с сыном разговор состоялся...
Герман Вольфович конкретно сказал Михаилу:
– Тебе жениться пора.
А Миша в ответ:
– Не желаю превращаться в чмо. Я художник, длительные отношения меня обременяют.
Отец возмутился:
– Надо семью создать! Детей родить!
Миша засмеялся и воскликнул:
– Зачем? Какой смысл в размножении? Признайся, ты мне завидуешь, я живу, как хочу.
И пошел скандал. В конце концов Герман Вольфович объявил:
– Эрика в отличие от тебя имеет правильные ориентиры, она наш род продолжит, я заставлю зятя после свадьбы взять фамилию Кнабе.
Тут то Миша и брякнул:
– Внимательней за Эрикой смотри! Она от Кости без ума и творит ужасные вещи.
Роза примолкла.
– Дальше что? – полюбопытствовала я.
Горничная закрыла глаза.
– Ничего. Костя по прежнему в доме верховодит, Михаил из имения почти не выезжает. А Эрика после больницы в трехлетку превратилась, ест, пьет и смотрит мультики. Знаешь, на нее маньяк напал, чуть не убил, она чудом жива осталась. Ее Костя спас.

Глава 20

– Костя? – не сдержала я удивления. – Мне говорили, что Эрику обнаружила в Битцевском парке парочка врачей патологоанатомов.
Роза открыла глаза.
– Эрика в тот день с Костей поругалась. В доме никого не было, Герман Вольфович на службу отправился, Лаура Карловна в салон подалась, Михаил умчался за красками. Я в гладильной у окна утюгом махала, вдруг слышу из сада голос Эрики:
– Ненавижу! Опять бабу привез? Не отпирайся, я видела, как ты ее задами к церкви вел!
Костя давай отнекиваться.
– Рика, ты ошибаешься, это новая натурщица Миши.
А девица не унимается. Прямо в истерику впала. Всегда тихая, неразговорчивая, а тут чуть не визжит:
– Не ври!
Костик снова спорить:
– Милая, успокойся, ведь ты знаешь, что я к Михаилу моделей доставляю, они в его мастерскую идут. Ну не может художник без женщин картины писать! Скоро Миша представит свои работы на выставку, непременно отхватит Гран при...
Эрика как заорет:
– Ты их ночью водишь! Я видела! Я специальный бинокль купила!
И тут до слуха горничной долетел странный треск. Роза осторожно выглянула в окошко. Дочь Кнабе стрелой летела по центральной аллее в сторону гаража, за ней бежал Костя, но парню не повезло – споткнулся, упал и, похоже, здорово ушибся.
В тот день Эрика так и не вернулась в имение, она попала в больницу. Как потом выяснилось, Костя сел в машину и погнался за любимой. Он знал, что у Эрики есть тайное место, где она любила сидеть в одиночестве в момент стресса, поэтому парень сообразил, куда она спешит. Вот только Косте опять не повезло, в тот момент, когда он вылетел на МКАД, Кольцевую автодорогу перекрыли для проезда правительственного кортежа. Около получаса Константин изнывал за рулем, лишенный возможности двигаться. Он бесконечно звонил Эрике, но та не брала трубку. В конце концов парень добрался до лесопарка и обнаружил полумертвую Эрику, а около нее влюбленную парочку. Константин моментально начал действовать, именно его оперативность сохранила девушке жизнь, Эрика сразу попала в лучшую клинику...
Роза прервала рассказ, помолчала, затем прошептала:
– Глупость скажу, но... я ей завидую.
– Девушке, потерявшей разум? – поразилась я.
Горничная сгорбилась.
– Она живет без хлопот, ни о деньгах, ни о еде, ни об одежде не думает. И Костя... Понимаешь, я считала, что он с Эрикой любовь крутит из за денег. Ведь Герман Вольфович в Михаиле разочаровался, Эрика его основная наследница. Женихи то к дочери Кнабе не торопятся, а Костя молодой, симпатичный, выходец из немецкой семьи. Для хозяина это очень важно, он предпочитает в близком окружении лишь своих видеть. Ну чем не партия для Эрики? Да, Костя беден, но имеет высшее образование.
– Константин? – поразилась я.
– Ага, – кивнула Роза. – Впервые он здесь появился как представитель интернет фирмы, Миша купил комп, а разобраться с ним не смог. Костя все наладил, собрался уезжать, а тут у Лауры Карловны швейная машинка сломалась, да не простая, с компьютерным управлением. Константин и с этой бедой легко справился, а деньги у старухи брать отказался. Они разговорились, Лаура и предложила парню место. Вроде у него диплом МГУ.
– Чем глубже в лес, тем жирнее грибочки... – пробормотала я. – Окончить престижный вуз и служить в чужом доме мастером на все руки? Не понимаю...
Роза приложила палец к губам.
– Тсс! Костя все правильно рассчитал – женится на Эрике, хозяином станет. Но сейчас...
– Он к ней даже не приближается, – перебив ее, выдала я свой вариант развития событий.
– А вот и нет! – торжественно объявила Роза. – Наоборот получилось. Он просидел около Эрики, пока она из комы не вышла, и теперь с ней везде ходит. Герман Вольфович давно хочет свадьбу сыграть, Лаура Карловна тоже не против.
– И в чем загвоздка? – не поняла я.
– В Эрике, – грустно пояснила горничная. – Она Константина не помнит и сейчас к нему совершенно равнодушна. Не понимает, что такое любовь, ей же лет пять по уму, если не меньше. Думаю, Герман Вольфович в конце концов Эрику в загс оттащит и зарегистрирует ее брак с Константином.
– Зачем это ему? – удивилась я.
– Лаура Карловна уже в возрасте, сам старший Кнабе тоже не первой молодости, на кого бизнес оставить и кто за Эрикой ухаживать будет, если ее близкие в ящик сыграют? Не на Михаила же рассчитывать? Он то с сестрой возиться не хочет, – пробормотала девушка, – Эрику через месяц в Америку на реабилитацию отправят, Костя с ней поедет.
– Я спрашиваю про Константина. Зачем ему нужна полубезумная Эрика?
– Два года назад я не колеблясь бы ответила: «Хочет бизнес и хозяйство к своим рукам прибрать». А сейчас думаю так: Костик Эрику сильно любит, мечтает около себя ее любую видеть. Оттого я ей и завидую, – призналась горничная, – со мной такого не случалось.
– Можно возвращаться в комнаты, – объявил Костя, входя в оранжерею, – идите спать. Завтра рабочий день из за полубессонной ночи начнется не в шесть, а в десять утра.
Дворня зашумела.
– Прямо Новый год!
– Пожар потушили?
– Что сгорело?
– Я, пока бежала, потеряла тапку...
Константин поднял руку.
– Спокойно. Не все сразу. Кто считает, что десять утра – это Новый год, может выйти, как обычно, к шести.
Горничные, охранники и поварята засмеялись.
– Думаю, энтузиастов не найдется, – подвел итог Константин. – Теперь в отношении пожара. Его не было.
– Как? – в едином порыве закричала толпа.
– Тише! – потребовал Костя. – Сам слышал вопли и сирену, но, судя по всему, тревога – чья то бездарная шутка. Дыма не обнаружено, возгорания тоже. И наша сигнализация не сработала, выло другое устройство. Спокойно расходитесь, мы все стали жертвой хулигана.
– Наверняка это Светкина проделка! – закричала девушка в розовом халате. – Она на хозяев злилась!
– Светлана у нас больше не работает. И если это ее проказы, непременно накажу безобразницу, – пообещал Костя. Затем хлопнул в ладоши. – Баста! Всем спать!
Мы с Розой дружно направились к особняку.
– Вот сучонка! – запыхавшись, произнесла горничная. – Воспользовалась моментом!
– Светлана уволилась, – напомнила я, – уже не напакостничает. Глупость ей в голову взбрела, задумала хозяевам навредить, а сон всем испортила.
– Света на такое не способна, – решительно возразила Роза, – я говорила о Лариске, той шлюшке в розовом халате. Она на Светлану давно злобу затаила. Та увидела, как Ларка к Косте пристает, и Надьке сообщила. У Светки была такая черта: всегда докладывать старшей о непорядках.
– Стукачей в коллективе обычно не любят, – заметила я.
– Света никогда не действовала исподтишка, за спиной не кусала, наоборот. К Ларке она на моих глазах подошла и заявила: «Как тебе не стыдно! Ты лежала на лужайке, загорала топлес и, как увидела Костю, давай изгибаться. Я доложу Наде о твоем поведении». Света была откровенной.
– Почему «была»? – зацепилась я за глагол в прошедшем времени.
Роза громко чихнула.
– Так ее в доме нет, значит, была. Иначе не скажешь.

На следующий день я проснулась около девяти. После утреннего туалета не нашла на столе поднос с завтраком, постеснялась звать Надю и пошла на кухню. Если повариха Анна Степановна еще спит, я могу сварить себе кофе сама.
В просторном помещении приятно пахло ванилином, Анна Степановна шинковала на деревянной доске отварные овощи.
– Кофейку? – засуетилась она, вытирая руки полотенцем. – Вам послаще?
– Не хотела причинять вам беспокойство, – смутилась я, – давайте сама к плите стану. И вы можете говорить мне «ты».
– Ладно, – засмеялась повариха, – но кухня – мое хозяйство. Неужели это Светка нам джихад устроила? Всех сна лишила, вот подлость! Еще творожной запеканки тебе подогрею...
Продолжая разговаривать, Анна Степановна быстро перемещалась от шкафчиков к СВЧ печке и варочной панели, я села за стол и стала поглаживать Гензу.
– Доброго утречка вам, – деликатно произнес мужчина средних лет, входя на кухню.
– И тебе, Антон, того же, – отозвалась Анна Степановна. – Перекусить зашел?
– Так я с пяти утра клумбу копал, – потупился он, – супчику охота.
– Сам налить сумеешь? – поинтересовалась повариха.
– Вечно бабы мужиков безрукими считают, – покраснел Антон.
– Ну раз ты такой хозяйственный, то бери половник и черпай из синей кастрюли, – приказала Анна Степановна, ставя передо мной кофе. – Недосуг мне тебя обслуживать, винегрет готовлю.
Антон погремел крышкой и отнес дымящуюся тарелку на маленький столик у окна. Очевидно, повариха держала садовника в строгости и не разрешала ему устраиваться в центре кухни. Я уже усвоила, что среди прислуги в особняке Кнабе существуют кастовые различия, и Антон, похоже, принадлежит к разряду неприкасаемых.
– Руки вымой! – приказала Анна Степановна. – Вон пальцы какие черные.
– Да уже тер их, – не обиделся на замечание мужик, – земля въелась в кожу. Чего то супешник жидковат!
– Не нравится – не ешь, – рассердилась повариха.
Антон испуганно примолк и сгорбился над тарелкой.
– Некоторые люди капризней болонок, – заворчала Анна Степановна, – то им жирно, то пусто, то кисло, то горько. Наверное, их жены шеф повара в лучших ресторанах, фуагру мужьям неудачникам с работы в сумках носят, вот отличный суп кое кому и кажется ненаваристым.
– Извиняйте, – залепетал Антон, – не со зла заяву сделал, духовитый супчик! Аромат аж в нос шибает! И на вкус офигительный, на этот похож... ну... такой... типа... забыл! Я его в бане видел.
– На что, на что смахивает суп? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, протянула Анна Степановна и медленно развернулась к Антону.
От неминуемой расправы глупого садовника спасла девушка в белом халатике. Она вошла на кухню и тихо спросила:
– Анна Степановна, можно завтрак?
– Конечно, Людочка, – враз сменила гнев на милость повариха. – Присаживайся, вон подносик на обычном месте стоит, хочешь, присоединяйся к нам!
– Нельзя Лизу одну оставлять, – возразила медсестра.
– Ты слишком ответственная, – вздохнула Анна Степановна. – Пятнадцать минут ничего не изменят, отдохни.
– Мясо жесткое, – вновь ожил Антон, – не жуется, и вкус у него... типа... ну... ваще это не говядина!
– Или ешь, – огрызнулась Анна Степановна, – или проваливай!
– Молчу, молчу, – испугался садовник.
Людмила схватила поднос с тарелками, чашками и убежала.
– Кто это? – не сдержала я любопытства.
Анна Степановна застучала ножом по доске.
– Герман Вольфович святой. Другой бы сплавил Лизку в интернат, а наш хозяин не может. Уже второй год о ней заботится. Ты тут всяких разговоров наслушаешься, понарасскажут тебе, но ничему не верь, бабье языками молотит, а правды не знает.
– Жасмин! – воскликнул Антон. – И лимон! Точно! В бане меня мужик чаем угостил, вот откуда знакомый вкус. Наплескал он в кружки воду чуть зеленого цвета и предложил мне пригубить. Я сначала в отказ, совсем уж заварка белесая, но все таки рискнул. Ничего оказалось. Как этот суп.
Повариха швырнула нож на доску.
– Кончилось мое терпение.
– Молчу, молчу! – вжался в стул садовник.
– Уже наговорил сполна! – рявкнула Анна Степановна, надвигаясь на болтливого едока. – Значит, мой суп смахивает на зеленый чай?
– Очень вкусно, – попытался загладить вину Антон.
– И мясо не жуется? – уперла кулаки в боки Анна Степановна.
Антон съежился в комок.
– Хороша говядинка, просто я много положил. Два кусманделя осилил, третий поперек горла встал. А бульон весь выхлебал. Ик! – неожиданно издал садовник.
– Ик! – повторил Антон. – Извиняйте, кто то недобрым словом меня поминает, ик... ик... можно водички из под крана? Ой! В брюхе война пошла...
Он схватился руками за живот. Анна Степановна уставилась в его тарелку, взяла большую вилку, подцепила нечто весьма странное, темно зеленого цвета, и спросила:
– Это что?
– Мясо... – простонал Антон.
– Идиот! – заорала повариха. – Из какой кастрюли ты щи налил?
– Из какой велели, из той и взял, – прошептал садовник, – я послушный.
– Ты дурак! – накинулась на бедолагу Анна Степановна. – Мало того, что в девять утра вместо кофе суп харчишь, так еще и глухой! Я четко сказала: иди к синей кастрюле. Синей, не красной! Или ты дальтоник?
– Ой, никогда, я высоты боюсь, – заныл Антон, – не по мне на крыльях летать. Это Костя обожает, он на поле...
– При чем здесь крылья и полеты? – окончательно вышла из себя повариха.
Я постаралась сохранить невозмутимый вид. Антон перепутал слово «дальтоник» с «дельтапланом». Оказывается, Костя увлекается полетами... да он у нас экстремал...
– Совсем ум потерял, кому сказать – не поверят! – гневалась Анна Степановна. – Человек мочалки съел! Две сожрал, третья в него не полезла! Неужели я такое дерьмо готовлю, что ты на вкус мыльную воду от щей не отличил?
Я вцепилась в сиденье стула.
– Какие мочалки? – затрясся садовник.
Анна Степановна сунула ему под нос вилку с субстанцией темно зеленого цвета.
– Немецкие! Дорогие! Что же, их выбрасывать? Качество исключительное! Вот я и вывариваю, когда испачкаются. Налью в кастрюлю геля с запахом жасмина и лимона, на маленький огонек поставлю, и потом губки как новые. А ты их схавал!
Антон в ужасе замахал руками.
– Слопал вещь германского качества! – топнула Анна Степановна. – Гони триста рублей! Столько мочалки стоят! Спутал щи с мыльным раствором... Синего от красного отличить не можешь... «Плохо жуется»... Обалдуй!
Садовник зажал рот ладонью и бросился вон из кухни.

Глава 21

Анна Степановна вернулась к доске с овощами.
– Встречала таких идиотов?
– Нет, – совершенно искренне призналась я. – А кто такая Людмила?
– Медсестра, – ответила повариха.
– До сих пор я ее не видела. Она ухаживает за Эрикой?
Анна Степановна поправила косынку.
– Нет. В доме служила горничной Лиза. Между нами говоря, безалаберная девка. Но чем то она Лауре Карловне потрафила и начала вверх лезть. Велели как то ей окно в спальне Эрики помыть. Давно дело было, еще до несчастья с хозяйской дочерью. Лизка на подоконник встала, давай стекло протирать, а по двору как раз Константин шел. Лизавета ему и заорала: «Эй, Костик, как мои ноги со двора смотрятся?» Безбашенная девка! Она со всеми заигрывала, ума никакого, хоть двадцатилетие справила, чистая макака была. Постоянно по дому носилась, песни пела, у меня от нее голова кружилась, тошнота подкатывала. Костя ей ответил: «Осторожно! Не прыгай в проеме!» А той океан по щиколотку, как завизжит: «Сейчас тебе спляшу!» – и начала задом вертеть. Ну и свалилась!
– Ужас, – прошептала я.
Анна Степановна налила себе кофе и села к столу.
– Шлепнулась на клумбу, жива осталась. Сломала позвоночник, и в голове у нее помутилось. Лежит теперь без движения и без сознания. Герман Вольфович к ней Люду приставил и Марину, они меняются. Родителей у Елизаветы нет, она из детдома. Сама, дура, виновата, самой и отвечать. Надо бы Лизу в больницу сдать, да Кнабе слишком жалостливый. Пришел на кухню и сказал: «Бедная девочка, наказал ее Господь. Теперь, пока он Лизу не заберет, я за нее в ответе». Ох, иногда бог совсем не ценит благородства. Думаешь, он Германа Вольфовича за его доброту вознаградил? Так ведь нет! Вскоре на Эрику маньяк напал.
– Но дочь Кнабе вышла из комы, – напомнила я.
– Лучше б ей там остаться, – бухнула повариха. И осеклась. – Ох, нехорошо я сказала, да только это правда. Хозяин за год на двадцать лет постарел. Я в доме с незапамятных времен служу, Герман Вольфович мне как родной. Он сюда порой придет, и мы разговариваем про животных. С месяц назад сидели мы так, о моем Кузе шпрехали, и вдруг хозяин говорит: «Не дай бог я умру, кто об Эрике позаботится? Ей ни деньги, ни бизнес оставить нельзя. Михаилу доверия нет, у него в голове один тотализатор».
– Почему тотализатор? – перебила я повариху.
Анна Степановна поморщилась.
– В семье не без урода, вот и Михаил гнилой получился. Его то ли из пяти, то ли из семи школ выгнали, учиться не желал, одни девочки на уме. В институт не пошел, от армии его Герман Вольфович откупил. Так не поверишь, что он надумал – подался в цирк!
Я, уже решив ничему не удивляться, ахнула.
– Куда?
Анна Степановна понизила голос.
– Это секрет, его только свои знают. У Кнабе все обожают животных, у них всегда кошки да собаки жили. В юности Герман Вольфович хотел стать ветеринаром, но ему отец запретил. А Михаил лелеял мечту дрессировщиком работать. Герман возмутился, думал, что сын его послушает, как он сам своего папеньку. Ан нет! Миша из дома ушел, о нем несколько лет никто не слышал. Потом здрассти – возвращение блудного сына! Где был? Чем занимался? Мне правду не рассказали, но краем уха я слышала: работал с хищниками в шапито, мотался по городам, вел нищую жизнь, ну ему и надоело. Приполз к папе, а у того как раз большие деньги появились. Герман Михаила не ругал, купил ему тигра, чтоб сыночек забавлялся. Хотел отпрыска в институт пристроить, но Миша дома сидел. Потом вдруг образумился, поступил на курсы, научился с помощью компьютера рисовать картины, стал считаться художником. Да денег он не зарабатывает, сидит в студии.
Анна Степановна допила кофе и продолжила:
– Герман Вольфович щедрый. Он то отлично видел – никудышный сыночек получился, но ведь родной, не бросишь. Пару раз я слышала, как Миша в телефон говорил: «Надо больше ставить, не трясись». Или: «Точняк выиграем, расскажи всем про тотализатор». Ну я и поняла: на бегах он играет, иначе где бы ему денег взять. Художники картины продают, а я ни одной готовой Мишкиной работы не видела. Знаешь, он только прикидывается живописцем, чтобы девок к себе таскать, говорит, это натурщицы. Тьфу! На территорию мимо охраны не попасть, мне Леонид рассказал: такие прошмандовки порой приходят! А еще он порошок нюхает. Полный набор! Вот уж наказание... Смотри телефон не забудь.
– Мой сотовый в кармане, – удивилась я.
– А чей тогда розовый? – ткнула пальцем в столешницу Анна Степановна.
– Вероятно, мобильный оставила Люда, – предположила я. – Давайте отнесу его ей.
– Не побоишья? – неожиданно спросила повариха. – Лизавета лежит не в доме, ее устроили в бывшем коттедже священника, недалеко от церкви. Ремонт сделали, кучу денег Герман Вольфович на девку потратил. Наши в ту сторону не суются. Про Клауса слышала?
– Красивая сказка, – улыбнулась я.
Повариха навалилась грудью на стол.
– Нет, это правда! Дед Степан настоящий колдун, я ему верю! И однажды в январе я сама призрак видела, с тех пор к развалинам не приближаюсь.
Я ухмыльнулась, Анна Степановна вздернула подбородок.
– Не веришь? А зря! Я от давления мучаюсь, оно у меня скачет. Чтобы таблетками не травиться, гуляю по утрам. Встану в пять, оденусь потеплее и в лесок на быстрый ход. Бегать врач запретил, а шагать пожалуйста. Иду себе по тропинке... Я раньше до церкви топала и обратно, по кругу... Вдруг вижу – вот такой человек!
Повариха подняла руки.
– Высокий! В плаще с капюшоном! На шее проволока блестящая, на ней колокольчики, в руке барабан! Лица нет!
– Как нет? – вздрогнула я.
– Совсем, – еле слышно вымолвила повариха, – чернота одна. А вдали тарелка стояла!
Я обалдела.
– Суповая?
Анна Степановна постучала пальцем по лбу.
– Скажешь тоже... Летательная!
– В январе в пять утра еще темно, – попыталась я внести здравую ноту в безумное повествование, – как вам удалось столько подробностей рассмотреть?
– У меня фонарик имелся, – пояснила повариха. – А потом на тарелке вдруг огонь вспыхнул. Белый, яркий, аж глаза заломило. И голос с неба упал:
«Уходи, пока жива! Клаус шутить не любит! У у у!»
Повариха понизила голос.
– Понеслась я к дому на реактивной тяге. Про гипертонию, артрит и возраст забыла, летела молодухой. Да нет, я и в юные годы так не бегала! Упала, ногу поранила, вскочила и опять деру. Давно дело было, не один год прошел, но я больше туда не суюсь, отрубило гулять в лесу.
– Вроде Клаус привидение, а из вашего рассказа следует, что он инопланетянин, – попробовала я образумить Анну Степановну.
– Он существует! – торжественно объявила повариха. – Ходит и убивает. На Майю Лобачеву напал.
– На Майю? – подскочила я.
Повариха захлопнула рот, но я вцепилась в нее, словно клещ.
– Лобачева заболела, ее отвезли в больницу! У нее язва! Разве нет?
Анна Степановна покосилась на дверь. Вдруг, явно желая сменить тему разговора, спросила:
– Хочешь мороженое?
– Конечно, – кивнула я.
– Пойди в маленькую кладовку и возьми любое, – радушно предложила повариха.
Я не могла отказать себе в удовольствии. Мороженое – это так вкусно!
– А где кладовка?
Повариха показала пальцем влево.
– Видишь две двери? За одной стеллажи с банками и припасами, а за другой три холодильника.
Я встала, открыла нужную дверь и сделала пару шагов. Под ногой что то скрипнуло, я наклонилась и подняла с пола серебряное колечко.
– Ну, – поторопила меня повариха, – выбрала?
– Нет, – откликнулась я, – зато нашла чье то украшение.
– Где? – занервничала Анна Степановна, входя в комнату с тремя продолговатыми темно желтыми, смахивающими на сундуки холодильниками.
Я протянула поварихе находку. Анна Степановна повертела безделицу в руках, пригляделась к ней и вздохнула.
– Там внутри надпись есть: «Майе от Гоши», – тихо, как бы про себя, проговорила она. – Лобачева им очень дорожила, никогда не снимала. Вот как, значит. Теперь понятно...
– Как же колечко здесь оказалось? И что вы имеете в виду? – удивилась я.
Анна Степановна махнула рукой на мощные холодильники.
– Лаура Карловна обожает запасы делать, отсюда и ледники. Один холодильник мясом забит, другой рыбой и морепродуктами. Стратегический запас на случай дефолта, кризиса или войны. А третий пустой, на всякий случай. Вот ты Майкино украшение на полу обнаружила, и я сразу скумекала, что произошло. Лобачева Клауса на кухне увидела и в кладовке спряталась, со страху в морозильник забилась. А призрак крышку поднял, ну она в него кольцом и кинула.
– Странный способ избавляться от привидения, – протянула я. – Разве колечко поможет?
Повариха снисходительно улыбнулась.
– Чем вампира можно убить?
– Не знаю, – ответила я, – никогда с ними не встречалась.
– Неужели ни одного фильма про графа Дракулу не видела? – изумилась Анна Степановна. – Попроси Надю, она тебе даст. У Кнабе огромная видеотека, Герман Вольфович кино любит, почти все новинки смотрит, а потом любому, кто хочет взять, разрешает. Вампира лишают жизни при помощи серебряной пули! Поняла?
– Нет, – призналась я.
Повариха, явно разочарованная моей тупостью, пустилась в объяснения:
– Колечко то из серебра! Вот Майка, видимо, и решила: кину его в Клауса, авось он подохнет. Но призрак не вампир, не сработало средство! И он убил Лобачеву.
– Интересная версия, – усмехнулась я. – Но есть одна деталь: Майе стало плохо на моих глазах, ее сильно затошнило, и я с большим трудом довела горничную до особняка. Собственно говоря, я попала сюда из за Лобачевой, она упала в обморок на лужайке, мне пришлось нестись в особняк за помощью, и в холле я столкнулась с Гензой.
– Правильно, – до конца отстаивала свою версию повариха, – Клаус Майку до потери пульса напугал. Лобачева без чувств свалилась, призрак ушел, небось посчитал девчонку мертвой, а та очнулась, и от стресса у нее язва открылась! На следующий день ей и поплохело. А кто первопричина болячки? Клаус.
Повариха торжествующе на меня поглядела.
Я кивнула. Пусть уж Анна Степановна считает, что зоопсихолог поддерживает ее позицию. Но я то отлично знаю: язву желудка вызывает зловредная бактерия.
Раньше доктора говорили пациентам:
– Вы неправильно питались: сухомятка, бутерброды, жирное мясо. Теперь вам придется сидеть на диете, есть протертые супчики. А еще постарайтесь не нервничать – и непременно выздоровеете.
Конечно, бесконечное поедание жареных сосисок, постоянный форс мажор на службе и семейные скандалы не принесут пользы вашему здоровью. Но многие пациенты добуквенно исполняли предписания врача и... лечились годами. Противная язва то «замолкала», то снова «оживала». И уж совсем казалось непонятным, отчего она частенько поражала всех членов семьи. Только когда была открыта пресловутая бактерия, все встало на свои места. Нынче язву лечат набором препаратов, в который обязательно входит антибиотик, и медики просят заболевшего соблюдать гигиенические меры, как при гриппе: своя чашка, ложка, тарелка. Иногда случается самое неприятное – прободение язвы, и тогда жизнь человека повисает на волоске, требуется срочная операция.
Но к Лобачевой не вызывали «Скорую». Почему?
И последнее. Когда я наткнулась в парке на увлеченно вяжущую Майю, на небе светило солнце, и мне невольно бросилось в глаза простое колечко на руке у девушки, оно ярко блестело в лучах, пуская зайчики. Но если за день до этого, вечером горничную напугал Клаус и она бросила в него кольцо, то каким образом украшение вновь очутилось у Майи? Понимаю, что вы сейчас думаете! Девушка после исчезновения привидения подобрала любимый перстенек и нацепила на палец. Может, и так, не спорю, но каким образом он теперь оказался в кладовке? Я видела его на руке Лобачевой, Майе стало плохо у входа в дом, она свалилась на газоне, и, по словам Лауры Карловны, больную сразу понесли к центральным воротам, куда якобы подъехали спешно вызванные врачи. Вот только, повторяюсь, как колечко попало в кладовку с морозильными камерами, где на него наткнулась я?
Мне стало не по себе, я поежилась. У меня есть ответ, но, поверьте, совсем не веселый. Майя умерла, ее тело тайком положили в пустой холодильник, а потом, поздним вечером, увезли из имения. Случайно я подслушала разговор мужчин в бельевой кладовке – парни нервно искали большой брезентовый мешок для отправки в прачечную постельного белья, и, если вспомнить, что они грузили на электроплатформу какой то продолговатый тюк...
– Ты заснула? – толкнула меня в бок Анна Степановна. – Или при упоминании Клауса испугалась? Так он лишь в сумерках или ночью появляется. Ой! Это кто?
От неожиданности я подпрыгнула.
– Что? Где?
Повариха, скорчив гримасу, испуганно смотрела на пол.
– Вон там!
– Ящерица, – с огромным облегчением ответила я. – Она меня в зоопарке за щиколотку тяпнула, и теперь никак не отвяжется, таскается за мной хвостом, в глаза мне заглядывает. Видимо, извиняется, очень совестливая.
– Надо врачу рану показать, – засуетилась повариха. – Еще воспалится!
– Чуть чуть поболела и зажила, не стоит волноваться из за всякой ерунды, – отмахнулась я.
– Не нравится мне здешний питомник, – предусмотрительно понизив голос, призналась вдруг повариха. – Я люблю животных, собак, кошек, лошадей, птичек, Кузю своего обожаю. Но тигр! Или змеи! Могут уползти, укусить... Я стараюсь к зоопарку не приближаться.
– Клетки заперты, – успокоила я Анну Степановну.
– Ящерица то сбежала! – возразила она. – В общем, мало ли что...
– Я уйду, и она следом кинется, – пообещала я. – Кстати, давайте я и правда отнесу Людмиле мобильный.
– Сделай одолжение, – сказала повариха. – Медсестре не разрешено часто пост покидать, она уж небось хватилась трубки. Сейчас дорогу объясню...
Поблагодарив Анну Степановну, я вышла во двор, увидела Емелю, погладила трусливого волкодава по голове и предложила:
– Пойдешь прогуляться?
Пес с готовностью вскочил, и мы направились к кустам сирени.


Глава «  1-3 4-6 7-10 11-13 14-17 18-21 22-24 25-27 28-30 31-34  »

На главную