|
Дарья
Донцова
Император деревни Гадюкино Глава
6
С концерта Костя ушел другим человеком. Нина только изумлялась, видя, как муж уносится в восемь утра на работу, а прискакивает домой около полуночи. Через полгода жена не выдержала и стала задавать вопросы. Константин отделывался общими фразами, а в ноябре он принес два билета на выступление певца Малышева. Нина отреагировала на приглашение кисло. – Зачем тащиться в клуб на окраине, чтобы послушать никому не известного исполнителя? Костя обнял жену. – Я решил заняться продюсерством, парень показался мне перспективным. Хочу услышать твое мнение. Вдруг овчинка выделки не стоит! До места концерта супруги добирались порознь, Костя не мог сбежать с совещания, он даже предупредил жену: – Я наверняка опоздаю, ты не волнуйся, сиди спокойно в зале. Внешний вид Малышева не пришелся Нине по вкусу. Маска, закрывавшая лицо, показалась ей пошлым пиар-ходом, но голос заставил вздрогнуть. Исполнитель легко завел зал, зрители, большинству из которых едва исполнилось восемнадцать, безумствовали в проходах. Когда до завершения действа остались считаные минуты, к Нине подошел парень в черном костюме и шепнул: – Пойдемте за кулисы, провожу вас в гримерную. Когда певец вошел в раздевалку, Нина укоризненно сказала: – Ты с ума сошел! Костя снял маску. – Черт! Узнала! Жена протянула ему полотенце. – Полагаешь, я дура? Супруг рассмеялся. – Если только совсем чуть-чуть! Моя жизнь пошла не по той колее, хорошо, что я успел опомниться. Я теперь фронтмэн группы, тексты и музыка мои, уже договорился о выступлениях. – Это безумие, – покачала головой Нина. – Едва в прессу проникнет информация о банкире, который прыгает на сцене, как народ ринется изымать вклады из банка. – В молодости ты была решительней, ушла из дома, бросила отца, пела в ресторанах, – напомнил супруг. У Нины не нашлось возражений, Костя же бодро сказал: – Я буду един в двух лицах, никто ничего не узнает. Можете не верить, но Косте все удалось. Фанаты, сократив фамилию Малышев, дали Пронькину прозвище «Малыш», и скоро певца стали именовать исключительно так. Нина умолкла, сняла с шеи цепочку с кулоном и открыла крышку. Это оказался медальон, внутри которого была фотография. – Вот мой муж, – сказала Пронькина, – это украшение и серьги Костя подарил мне на годовщину нашей свадьбы. Комплект очень дорогой, был заказан у ювелира с мировым именем. Эксклюзивная работа, платина, бриллианты и изумруды редкой чистоты, даже боюсь предположить, сколько подарок стоил. Но Константин Львович всегда, даже в самые наши бедные годы, дарил мне удивительные вещи. Видите, какое у него лицо? Сразу понятно, это редкий человек. Костя был разносторонне одарен, он поднял банк, а потом как певец ухитрился взлететь на первые позиции в чартах. А таинственность лишь увеличила интерес слушателей. Парик с длинными черными волосами, глаза, сверкавшие в прорезях маски, скрывали голубые контактные линзы, татуировки рисовались и смывались после концерта. Никто из знакомых не узнал бы в Малыше банкира Пронькина. С певцом работал узкий круг посвященных, всего пять человек: гример-костюмер и одновременно водитель Володя, трое музыкантов и звукооператор. Все получали такие деньги, что были готовы молчать даже под пытками, но и им Костя не сообщил свое настоящее имя. Коллеги думали, что имеют дело с Петром Малышевым. А Костя никогда не забывал, идя на репетицию или уезжая на гастроли, надеть линзы и большие очки. Стекла были простые, но тяжелая темно-коричневая оправа отлично маскировала лицо. – Неужели дочери не догадывались? – с сомнением спросила я. – И зять тоже, – удовлетворенно сказала Нина. – Костя говорил, что увлекся японскими шашками, проводит вечера в клубе «Го», а когда предстояли гастроли, не моргнув, заявлял: «Лечу в командировку». У девочек была своя жизнь, отец привлек их к семейному бизнесу, но сумел сохранить дистанцию в отношениях. – А теперь Лида с Соней называют вас сумасшедшей. А что случилось с вашим мужем? Нина стиснула кулаки. – Ужасно! Внезапный инфаркт. Костя скончался после ужина, абсолютно неожиданно. – И вы захотели рассказать людям правду о Малыше? Решили обеспечить мужу посмертную славу? – догадалась я. Нина кивнула: – Точно. Но Лида с Соней отреагировали на это странно. Сначала вызвали психиатра, стали пичкать меня таблетками, теперь не отходят ни на шаг! – Чем же я могу вам помочь? – задала я главный вопрос. Нина судорожно зашептала: – Евлампочка, помогите мне бежать! Денег у меня куры не клюют. Нуждаться я никогда не буду. Но мне страшно! Очень! – Не волнуйтесь, – попыталась я успокоить даму, – забудьте об идее посмертной славы, перестаньте говорить о Малыше, и вас сочтут выздоровевшей. Хотя, я уверена, Лида с Соней никогда не поместят вас в психбольницу. Похоже, дочери вас любят. В глазах вдовы банкира появилось отчаяние. – Евлампочка, найдите мне квартиру. Я лишена возможности действовать сама, дети не выпускают меня одну из дома, грозятся заморозить мои счета. Я решила кое-что выяснить. – Бежать в такой ситуации глупо. Кому принадлежит капитал? – По завещанию мужа – мне, – поникла Нина. – Действуйте через адвоката, – твердо сказала я, – припугните детей судебным процессом. Средства ваши, вы легко лишите дочерей и зятя не только денег, но и работы. – Я так не могу, – прошептала Нина, – а они меня изолировали, лишили возможности общаться с людьми. Едва я с вами познакомилась, как Лида меня увела, а Соня вам солгала. Евлампочка, я даже подруг не имею, вся надежда на вас! Я оплачу любые расходы! Хотите шубу? От Елены Ярмак! Эксклюзив! Чем дольше Нина говорила, тем яснее я понимала: бедняжка крайне взволнована. Ну зачем бы даме в возрасте выдумывать сказку про брак с рок-кумиром? Будь Нине пятнадцать лет, я бы только посмеялась, но госпожа Пронькина человек взрослый, очень богатый, и в ее кругу иметь отношение к шоу-бизнесу не престижно. – Меня убьют, – вдруг с отчаянием заявила собеседница, – моя жизнь висит на волоске! Костю на тот свет отправили, я следующая! Пожалуйста, раздобудьте мне автомобиль! Ночью все заснут, а я убегу! Умоляю! Уеду куда глаза глядят! Господи, и я их любила! – Но вы сказали, что Константин умер от инфаркта, – не вытерпела я. Нина осеклась и вскочила: – Вы мне не верите! Забудьте обо всем! Нет у меня никаких проблем! Сейчас я глупо пошутила! Я попыталась успокоить трясущуюся то ли от страха, то ли от нервного напряжения Пронькину: – Погодите! Но Нина уже торопилась к балконной двери. Открыв ее, она вдруг произнесла: – Евлампочка, у вас лицо доброго человека и глаза без хитрости. Дай вам господь не знать, какова настоящая любовь. Это вовсе не светлое чувство, а гиена с огненной пастью, приносит лишь мучения. Никогда никого не любите! Меня убьют мои дети! Я знаю! Не спрашивайте, откуда. Они сумеют, как всегда, выйти сухими из воды. Они просто меня убьют. Высказавшись, Пронькина ступила на лоджию, я выглянула ей вслед и поняла, что балкон опоясывает все здание, на него выходят двери всех номеров. Странное решение для лечебницы, но, наверное, архитектор предполагал, что богатые люди не станут лазить в чужие комнаты, чтобы украсть часы или кошельки постояльцев. Дав себе честное слово тщательно запирать на ночь не только дверь из коридора, но и на балкон, я переоделась и отправилась на ужин. Вступать в контакт с кем-либо из постояльцев мне не хотелось, поэтому столик я выбрала в самом углу. Не успела официантка принести заказ, как в зал вошел Максим и, не колеблясь, направился в мою сторону. – Это я! – весело сообщил он, усаживаясь на стул. – Что можно схавать в качестве вечерней трапезы? Я опустила глаза в тарелку и начала аккуратно отделять филе рыбы от костей. Максима не смутило мое нежелание поддерживать беседу. – Сибас? – стал гадать он. – Дорадо? Морской черт? Это вкусно? Советуешь мне попробовать? Я пожала плечами. Нахал поманил официантку: – Киса, неси рыбку, бутылочку красного вина... – Может, белого? – остановила его девушка. – Не люблю, – откровенно признался наглец. – Поэтому, наплевав на правила хорошего тона, мы будем пить... вот... Шато д’Экос, год подходящий. Сомелье здесь есть? Официантка улыбнулась. – Конечно. – Не стоит его звать, сами будем пробовать, а на десерт... м... м... Котя, ты диету держишь? Ау, котик! – Вы ко мне обращаетесь? – процедила я сквозь зубы. – За тебя волнуюсь! Фигуру бережешь? – Нет, – севшим от злости голосом ответила я, – мне абсолютно плевать на объем талии и бедер. – Это по-нашему, – щелкнул пальцами Максим. – Тэкс... Подай нам, киса, тирамису. Надеюсь, повар сам десерт готовит, а не вытаскивает замороженный полуфабрикат из холодильника. – У нас кондитер-итальянец, – сообщила официантка. – Пронто, киса, – распорядился наглец. – Всего, как понимаешь, по две порции. После меню внимание Макса переключилось на меня: – Шикарная погода, не находишь? – М-м-м, – бормотнула я. – Упс, тема не подходит. Как тебе сериал «Секс в большом городе»? – Не смотрела. – Снова мимо. Сама скажи, чем интересуешься? – Чисткой автомата Калашникова, – прошипела я. – Очень уважаю стрельбу по летающим хамам! – Я тебе совсем-совсем не нравлюсь? – пригорюнился Макс. – Болезненный пинок по мужскому самолюбию! Кстати, я холост и богат! – Вы же шофер! – ехидно напомнила я. – Простой водитель-трудяга, нацепивший к ужину пиджак от Вивьен Вествуд и новые часы за нереальные бабки. Максим вытащил из кармана пачку сигарет. – Ну извини, я идиот! Мне постоянно кажется, что бабы на мои деньги клюют, вот и решил прикинуться богачом. Согласен, получилось глупо. Давай дружить? – Успокойтесь, – пробурчала я, – мне своих средств хватает. Зачем напрягаться? К вам сейчас девушка придет, получится неудобно. – Девушка? – вытаращил глаза Максим. – Я не живу с девушками. Я с силой воткнула вилку в ни в чем не повинного сибаса. – Не любите слабый пол – рулите в противоположный угол, там сидит гламурный юноша, похоже, он лишился аппетита от одиночества. Максим потер затылок. – Что ты злишься? Я швырнула на стол приборы. – Чего вы ко мне пристали? – Честно? Приударить за тобой решил! Ты такая красотка! – горячо заявил наглец. – Чем я тебе не по вкусу? – Не люблю людей, которые называют официантку «киса», – отчеканила я. – И вы заказали два десерта и бутылку вина, значит, ждете спутницу! – Мимо! – усмехнулся Максим. – Десерт и выпивка для нас! – Я ничего не просила! – А я хочу тебя угостить! Я приоткрыла рот, чтобы конкретно отправить Максима в далекое пешее путешествие. Но именно в эту секунду к столику подошла официантка и начала ставить на скатерть хлеб, масленку, соль, перец... – Киса, – обратился к ней нахал, – тебя как зовут? – Света, – тут же состроила ему глазки глупышка. – А по отчеству? – не успокоился Максим. – Николаевна, – сильно нажимая на «а», произнесла официантка. – Уважаемая Светлана Николаевна, – торжественно объявил мой незваный товарищ. – Торжественно клянусь, что более не позволю себе фамильярно называть вас кисой. Это неприлично и унижает ваше достоинство. – Унижайте, коли хотите, – захихикала Света. – Исполню любой каприз за ваши деньги. Пообещаете хорошие чаевые – джигу сплясать могу. – Уважаемая Светлана Николаевна... – снова завел идиот. – Прекрати! – велела я. – О! Мы уже перешли на «ты»! Отношения развиваются в правильном направлении! Но мужчину нельзя дезориентировать, перегреются предохранители. «Киса» тебе не нравится, «Светлана Николаевна» не подходит! Я в смятении! Короче, милейшая девушка, унеси на фиг масленку с булкой, этот дуэт никто употреблять не хочет! И вот тут моя злость достигла точки кипения. – Оставьте! Я люблю масло! Света подмигнула мне и исчезла. – Никогда не видел девушек, которые хавают батон с холестерином! – уверенно произнес Максим. – Вторичный половой женский признак – не жрать маслице. Трясясь от негодования, я схватила белый ломоть, намазала его толстым слоем вологодского, демонстративно откусила кусок и забубнила с набитым ртом: – Я не такая, как все! Не нуждаюсь ни в кавалерах, ни в деньгах, ни в полезных знакомствах! Я ем продукты из сливок, не сижу на диете, не обращаю внимания на чужие машины, не хочу бриллиантов! Я не собираюсь замуж! Я вообще ничего не хочу! – Тогда ты мертвая, – подвел итог Максим, – труп под электротоком. У живого человека всегда есть мечты! Следовало отгрызть от бутерброда новую порцию, но я терпеть не могу хлеб с маслом и соорудила себе сэндвич, исключительно чтобы поступить наперекор Максиму. – У меня много желаний, – возмутилась я, – и одно из них сейчас исполнится. – Какое? – обрадовался он. – Давай я поработаю волшебником: цветы, шампанское, конфеты, корзина фруктов? Я положила на стол салфетку. – Не заработай панкреатит, уничтожая два тирамису! А мне пора в номер, надеюсь от тебя избавиться. Максим протянул мне сигареты. – Погоди секунду! – Не курю, – ответила я. – Сделай одолжение, открой пачку, я палец порезал, – жалобно попросил он. Я схватила картонную коробочку. – Эй, погоди, – шепотом произнес навязчивый кавалер, – видишь вон ту мадам, в брюликах ценой со стабфонд России? – Ну? – напряглась я. – Она чай размешивает, – хохотнул Макс. – Эка невидаль, многие так делают! – Я не усмотрела в поведении отдыхающей ничего необычного, но тут же ощутила толчок под столом. Максим приложил к губам палец. – Ш-ш-ш... Сейчас начнется... ну... ну... не слепая же она! – А-а-а-а, – истошно завизжала тетка, – а-а-а! – Что? Что? – кинулись к ней метрдотель и официанты. – Таракан! – вопила дама в бриллиантовых серьгах. – Таракан! Там! По залу пробежал смешок. – Люсенька, – окликнула возмутительницу спокойствия женщина, сидевшая за соседним с нашим столом, – таракан не тигр, он тебя не съест! – Сволочи! – метала гром и молнии Люсенька. – Где Алка? Подайте ее сюда! В чае тараканы! Гадость! Жуть! Публика залязгала крышечками серебряных заварных чайничков, все явно проверяли свои напитки. – Витя! Витя, – надрывалась Люся, – ну где ты? – Здесь, а что случилось? – бодро спросил полный мужчина, не спеша вплывая в столовую. Дама за соседним столиком неожиданно подмигнула мне и, понизив голос, сказала: – Витя, наверное, подумал, что Люсенька увидела у кого-то более дорогие брюлики и сейчас умрет от огорчения! – Таракан... чай... там, – путано объясняла Люся мужу, – немедленно купи эту «Виллу Белла», выгони всех и наведи порядок! Но Витя и не думал волноваться. – Дорогая, – спокойно перебил он красную от злости супругу, – можно обойтись более дешевым решением. Сейчас я распоряжусь, и завтра с утра сюда привезут грузовик средства от насекомых, и таракашкам каюк! Глава
7
Максим прыснул в кулак, у меня появилось нехорошее подозрение. – Ты знал, что она заорет? Хулиган лег грудью на стол. – Сам ей усатого подсунул. – Фу! Ты его в руки брал, – передернулась я. – Нет, он пластиковый, – зашептал Макс, – закатан в кусок сахара. Перед ужином я зарулил в ресторан и засунул рафинад в вазочку. Однако мощно сработало! – Идиот! – не выдержала я. – Теперь гости обозлятся на хозяйку! – И правильно! Тараканов здесь полно, сам в душе видел, пусть Комбат приобретут! Ты мне сигаретки-то открой, у меня палец нарывает! Наверное, надо врачу руку показать. Ой-ой-ой! Максим с озабоченным видом стал дуть на палец. Отказать человеку в помощи было неудобно, я взяла упаковку и быстро разодрала хрусткий целлофан. – Крышечку откинь и вытащи одну штучку, – слабым голосом сказал Максим. Я, не заподозрив ничего плохого, выполнила его просьбу. Раздался щелчок, затем пронзительный писк, из картонки высунулась плюшевая мышь, завращала круглыми глазами, засучила лапами, открыла рот и проникновенно пропищала: – Май дарлинг, ай лав ю[2] До сих пор не могу понять, почему я не заорала, – наверное, от шока у меня случился паралич гортани. – Прикольно? – заржал Максим. – А ты человек-робот, даже не вздрогнула. Один мой приятель, вскрыв пачку, упал со стула, другой тарелку разбил, а третий так выражался! Слушай, ты часом не в ЦРУ служишь? Видна профессиональная подготовка. Просто мать Джеймса Бонда! Вот тут мне стало обидно. – Мать Джеймса Бонда? Уж лучше скажи: современница динозавров! Большего наглеца, чем ты, я до сих пор не встречала, – выпалила я и попыталась встать. – Ваша рыба! – зачирикала Светлана. – Плиз! И тирамису! Ой, вы уходите? А десерт? Я не любительница брани и всегда безукоризненно вежлива с незнакомыми людьми, в особенности из сферы обслуживания, но Максу удалось довести меня до ручки. – Засунь тирамису себе в задницу! – взвилась я. – Не могу, – растерялась Света. – Даже за большие чаевые? – фыркнула я и унеслась прочь. Чтобы хоть как-то обуздать взбудораженные нервы, я побродила по саду, подышала ароматным вечерним воздухом, испытала резкое чувство стыда и вернулась в ресторан. Перед тем как войти, я осторожно заглянула внутрь, убедилась, что надоеда завершил ужин, и отправилась искать Светлану. Девушка собирала со столиков грязную посуду. – Извините меня, – сказала я, подойдя к официантке. Светлана обернулась, на ее круглом личике появилось выражение крайнего изумления. – За что? Я начала каяться: – Нахамила вам по полной программе! – Не помню, – искренне ответила официантка. У меня отлегло на душе. – Правда? – Вы просто поругались со своим парнем и очень нервничали, – миролюбиво сказала Света, – ерунда, наплюйте! – Максим не имеет ко мне никакого отношения! Подсел за столик и стал приставать, – объяснила я ей. Света не сдержала завистливого восклицания. – Везет вам! На меня вот никто внимания не обращает. Разве на прислугу смотрят? Сиди я за столиком, мигом кавалеры бы набежали. – Они тут все плешивые, животастые, побитые молью, – улыбнулась я, – зачем вам секонд-хенд? Найдете молодого, симпатичного. Светлана наморщила нос. – И чего? У красавчиков нет ни денег, ни ума! Готовь ему, обстирывай, обслуживай и получай в награду упреки и зуботычины. Лучше жить с папиком, деньги из кого угодно Бреда Питта сделают. А вы думаете, Максим вами увлекся? – Маловероятно, – засмеялась я, – просто тут скучно, средний возраст отдыхающих дам хорошо за пятьдесят, а те, кто помоложе, либо с родителями, либо с мужьями. Светлана хитро мне подмигнула. – Когда вы убежали, он вытащил мобилу и спросил: «Как у тебя дела? Успешно? Моя – кремень, даже не улыбается. Вот черт! Ну ничего, время еще есть! На этот раз победа будет за мной!» Не следовало вам рассказывать, но вы первая из клиенток, кто передо мной извинился. Понимаете? – Не совсем, – протянула я. Светлана кивнула в сторону большого буфета. – Давайте отойдем, а то начальница потом прицепится, будет ругать за болтовню. Я покорно пошла за девушкой, Светлана открыла дверцу громоздкого шкафа. – Если кто подойдет, сделайте вид, что хотите чаю из особого фрэнч-пресса, английского, с синей помпой. Лады? Я кивнула, а девушка продолжала: – Я пятый год по гостиницам служу, навидалась всякого. С позапрошлого лета у мажоров развлекуха появилась. Двое дураков спорят, кто из них быстрее девку в койку уложит. Выбирают объекты из постоялиц – и вперед. Этот Максим на вас поспорил. – С кем? – обомлела я. – Зачем это вам? – хмыкнула Света. – Главное, держитесь от него подальше. Или накажите его! Я безуспешно пыталась обрести спокойствие. – Как? Света прищурилась. – Действуйте его же оружием! Изобразите интерес, пококетничайте, раскрутите его на подарки, а в тот момент, когда он из брюк начнет выпрыгивать, равнодушно скажите: «Котик! Трахаться с тобой мне неинтересно, дома меня ждет страстный мачо, шейх из Дубая, он в моей спальне на стене панно семь на восемь из брюликов выложил. Мы с подругой поспорили, успею ли я тебя раскрутить. Выигрыш мой, ты свободен». Для спорщика это хуже, чем на Красной площади прилюдно обделаться. Я сжала кулаки. – Спасибо за идею. Очень неприятно, когда тебя считают дурой! Светлана кивнула и закрыла буфет. Я вернулась в номер, радуясь, что не встретила по дороге Максима. Боюсь, не смогла бы сдержаться и разорвала мерзавца на тряпки. Чтобы успокоиться, я снова взялась за книгу Вульфа и в упоении читала ее до полуночи, затем глаза начали слипаться, и стало понятно: пора спать. Отчаянно зевая, я пошла в ванную, влезла в уютную пижамку и собралась почистить зубы. Рука открыла кран, но вода не потекла, я снова зевнула и подняла рычаг до упора. Тугая струя ударила в раковину, брызги полетели на меня, байковая курточка и штанишки вымокли вмиг. Издав стон, я вернулась в спальню и свистнула: – Эй, Робби, сюда! Чемодан, словно послушная собака, выехал на середину комнаты, прокатился до открытой настежь балконной двери и замер. Процесс переодевания занял минуты, я захлопнула чудо техники и услышала тихий стук. Не подумав о безопасности, я распахнула дверь и чуть не ткнулась лицом в огромный букет роз. – Прости, я дурак, – послышался из-за «веника» голос Максима, – не хотел испугать тебя мышкой. Глупо пошутил. Можно войти? Я начала было набирать в легкие воздух и вдруг сказала себе: «Лампа, проучи парня». – Впустишь? – нетерпеливо спросил Максим. Я посторонилась: – Входи. – Вау! – восхитился мерзавец и стал насвистывать бравурную мелодию. Я попыталась изобразить опытную кокетку. – Прекрати свистеть, денег не будет. – У тебя роскошный люкс, лучше, чем у меня! – Наверное, я богаче. Максим заморгал, а меня понесло: – Очень милый, скромный букетик! – В нем тридцать три элитные розы, – уточнил соблазнитель. – Здорово! – кивнула я. – Но я не слишком люблю обычные цветы. Предпочитаю... э... ананасиумы. – Это что за звери? – поразился Максим и снова засвистел. – Неужели никогда не слышал? Ананасиумы цветут два дня в году, их привозят в Москву спецрейсом из Гватемалы и продают исключительно олигархам. Обожаю их! Но и за полевые цветочки спасибо, – вкрадчиво промурлыкала я, – и дешевый букетик тоже радует, если он подарен от чистого сердца. – Умереть не встать, – выпалил Максим. – Ты так поражен существованием ананасиумов? – ехидно фыркнула я, временно выпав из роли настоящей блондинки. – Ущипни меня, – сказал гость. – Там, у выхода на балкон, стоял чемодан, а потом он вдруг ушел! Я выпил всего один бокал красного вина! Разгуливающие авоськи мне вроде чудиться не должны. – Ты свистел! Вот Робби и убежал, – ахнула я и ринулась на лоджию. – Кто такой Робби? – спросил Максим, следуя за мной. – Саквояж! – на ходу пояснила я. – Баул имеет имя? – заржал любитель пари. – А как обстоит дело с одеждой и обувью? Платье откликается на Машу, шпильки на Катю? На чем ты сидишь? Амфетамины? Снежок? Мысли о планомерной мести испарилась, мне захотелось высказать Максиму всю правду прямо сейчас, в лицо. – Лучше не зли меня! А то будет хуже! – Кому? – тоном актера, бездарно изображающего страсть, прогудел наглец. – Я готов страдать до смерти, можем начать сию секунду! Я возмутилась. – Ох и надоел ты мне! Ну слушай! Ты нацепил на себя льняной костюм! Почему выбрал столь мнущийся материал? Ответ прост: ты нечистоплотен, пытаешься притвориться приличным человеком, но по своей сути ты придурок. Рубашка-апа[3] выдает владельца с головой: он не ценит общепринятые идеалы. Манера глупо шутить говорит об инфантильности, задержке развития. Делаю вывод: тебе тринадцать лет со всеми присущими этому возрасту проблемами и комплексами. Предположение: я нужна тебе не более, чем яблочный огрызок, ты поспорил с приятелем, кто из вас раньше затащит свою жертву под одеяло. Вот сколько денег стоит на кону, не скажу! Я права, можешь не возражать. Да! Последний штришок. Ты красишь волосы. То ли ранняя седина вылезает, то ли волосы у тебя от природы мышиного цвета. Значит, ты способен легко лгать. Финиш, мне пора искать Робби! Оставив Максима с отвисшей челюстью приходить в себя, я, прямо держа спину и вздернув подбородок, кинулась за кофром. За стеклянными дверями номеров царила темнота. То ли мои соседи мирно спали, то ли номера были пусты. Робби я нашла в самом конце, он почти въехал в комнату, располагавшуюся в тупиковой части балкона. Вот в этой спальне явно жил постоялец, он, как и я, решил насладиться свежим воздухом и не запер выход на лоджию. Я тихо свистнула, чемодан дернулся раз, другой, но не сдвинулся с места. Пришлось подойти вплотную к нему и наклониться. Одно из колесиков зацепилось за небольшой штырек, который придерживал дверь. Минут пять я пыталась поднять Робби, потом поняла, что придется войти в чужой номер и устранить преграду. Система мне хорошо известна, простая и удобная, у нас в Мопсине такая же: нажимаешь ногой на крохотную педальку под батареей, и из пола поднимается железная реечка. При повторном нажатии она уходит в пол. Из номера не доносилось ни звука. – Простите, вы отдыхаете? – деликатно спросила я. – Понимаю, это звучит глупо, но мой чемодан приехал к вам и застрял. Можно я освобожу его? Ответом мне послужила тишина. Я осторожно откинула занавеску и просочилась в номер. Небольшой ночник на тумбочке слабо освещал комнату. Я увидела просторную кровать, гору подушек и холм из одеял. Где-то там, под пуховыми перинами, накрывшись с головой, спала Нина Пронькина. Отчего я решила, что попала именно в ее номер? На кресле висели голубой халат и ночная сорочка. Именно в этой одежде вдова заходила ко мне не так давно. На письменном столе я увидела ноутбук, на тумбочке тикал будильник, рядом с ним были толстая книга, очки, нитроглицерин, в стакане с дезинфицирующим раствором – зубной протез. Будить Нину, чтобы объяснить ей свою проблему, мне показалось глупым. Соблюдая крайнюю осторожность, я опустила стопор, выпихнула чемодан на лоджию, перевела дух, и тут неожиданно порыв ветра захлопнул балконную дверь. Я хотела повернуть ручку и поняла: ее нет. Не успел мозг адекватно оценить непростое положение, как до моих ушей долетели шорох и странное позвякивание. В холле, который отделял спальню от выхода в коридор, явно кто-то был. Мне оставалось лишь метнуться в узкое пространство между гардеробом и балконом, прикрыться занавеской и замереть. Представить страшно, какой скандал разгорится, если меня найдут ночью в чужом номере, рядом с его крепко спящей хозяйкой! Не могу сказать, сколько времени мне пришлось провести, уткнувшись в бархатную гардину. Высунуться из-за нее я побоялась, поэтому оценивать происходящее могла лишь по звукам, а они были широко представлены. Скрип, кряхтенье, шмыганье носом, шуршание, звук шагов, почему-то сопровождавшийся попискиванием, чавканье, потом вдруг скрежет и резкий щелчок. Рано или поздно все заканчивается. В спальне воцарилась тишина. Я с опаской высунула наружу нос и убедилась, что шикарный номер пуст, а Нина... исчезла. Одеяла и подушки с кровати были сброшены, с тумбочки скинули книгу, очки и будильник, халат и ночная рубашка валялись на полу. Зачем унесли крепко спящую даму? Или она ушла сама? И кто устроил беспорядок? Что тут случилось? Ну почему я побоялась подглядеть за происходящим! В балконную дверь постучали, я подпрыгнула от неожиданности и увидела с той стороны стекла озадаченное лицо Максима, он пытался войти в номер. Кое-как, знаками, я сумела объяснить, что дверь не откроется, и снова уставилась на кровать. Не прошло и двух минут, как из холла донесся скрип. Одним прыжком я очутилась за шкафом и замоталась в занавеску. – Эй, – прошептал знакомый баритон, – Торшерина, ты где? Я выскользнула из укрытия. – Если ты вознамерился на спор переспать с женщиной, выучи хотя бы ее имя. Меня зовут Лампа. – Я глупо пошутил! А ты, как обычно, надулась, – не смутился Максим, – чего здесь застряла? – Странно, однако, – пробормотала я. – Что? Номер как номер, твой шикарней. – У балконной двери нет ручки! – Подумаешь, может, она отвалилась, – пожал плечами Казанова. – И Нина Пронькина не потребовала ее починить? – Может, ей не хотелось вылезать на лоджию, – выдвинул версию мой нежеланный кавалер, – люди в возрасте боятся простудиться. Вероятно, старуха и не заметила отсутствия ручки. – Ошибаешься! – воскликнула я. – Вон на подоконнике лежат большие кусачки для ногтей. Такими педикюрщицы пользуются. С какой радости их положили в столь неподходящее место? – Да просто швырнули! – не растерялся Максим. Я взяла щипчики, зажала лезвиями небольшой штырек, торчащий из стеклопакета, и безо всяких усилий его повернула. – У нас когда-то тоже сломалась ручка на балконе, и я точь-в-точь такими же приспособлениями навострилась открывать дверь на лоджию. Смотри, как просто! Попадись мне кусачки на глаза раньше, я уже бы вернулась в свой номер! – Подумаешь, – пожал плечами Макс, – предприимчивая старушка не стала устраивать аутодафе хозяевам, решила проблему своими силами. Кстати, выйти можно и через так называемый главный вход, дверь в коридор не заперта. – Нет, – не согласилась я, – Нину ограничили в контактах, пытались помешать ей ходить без сопровождающих. Не удивлюсь, если доченьки запирали маму снаружи и они же задраили балкончик. А про дверь из номера я не подумала, странно, что ее просто прикрыли. – Вот суки! – воскликнул Максим. – А с виду милые и интеллигентные девицы. Может, они садистки? – Меня больше интересует, кто и почему похитил Пронькину, – пробормотала я. – Моя бабка страдала бессонницей, она по ночам гуляла по улице! Нина вернется, увидит нас и устроит бучу! Лучше пошли отсюда! Где твой чемодан-самоход? – занервничал Максим. – Погоди-ка, – остановила я торопыгу, – видишь? Глава
8
– Что? – спросил Максим. – В стакане, на тумбочке! – Фу! Ну и гадость! Какая дрянь! Зачем мне показала? – зашипел нахал. – Что это вообще такое? – Бюгель, съемные зубы на крючках. – Сейчас все имплантаты ставят, – безапелляционно заявил Максим. – Вовсе нет, большинство пенсионеров предпочитают проверенную десятилетиями конструкцию. Нину похитили! И как теперь нам поступить? – задергалась я. – Иди спать, хорош изображать служебно-розыскную собаку, – посоветовал Максим. – Не читай детективы, не пялься в телик, и мания преследования сама собой пройдет. Я еще раз осмотрела номер. – У кровати остались тапочки, на полу валяются халат, очки, упаковка нитроглицерина, в стакане остался бюгель. Нина не могла по доброй воле покинуть комнату, она следит за собой и не рискнет показаться вне стен своей спальни без зубных протезов. Ладно, пошли! Но дверь на лоджию надо оставить в том положении, в каком она была до моего прихода. Я зафиксировала балконную дверь штырьком, выбралась на лоджию и свистнула: – Робби, за мной! Чемодан, стоявший у стены, послушно покатился следом. – Где ты раздобыла такой прикол? – восхитился Максим, тащившийся сзади. – Никогда не видел ничего подобного! – Вовка подарил, – думая о Нине, ответила я. – Ху из Вовка? У меня есть конкурент? – скорчил недовольную мину Максим, когда мы очутились в моей спальне. Я подтолкнула гостя к выходу. – Вовка – мой брат, – зачем-то соврала я. – А теперь до свидания. Но не тут-то было. Максим извернулся и сел в кресло. – Если Нину похитили, каков был план злоумышленников? – Надо сейчас же разбудить ее дочерей и зятя! Максим возразил: – Не гони лошадей. Родственники спросят: «Какого хрена ты, тетя, делала в маманькином номере?» – Я честно расскажу про чемодан! – Подожди до утра, – зевнул Максим. – Чтобы дать преступнику время получше запрятать Нину? – повысила я голос. – Никуда она не денется, небось гуляет по территории лечебницы, – еле слышно отозвался Максим и вытянулся на диване. – Спокойной ночи, малыши, Максик хочет баиньки! Старуха просто оторва, потому ее и запирают. Я пнула нахала под ребра: – Не спать! Он сел. – Вау! В твоей семье были надсмотрщики с плантаций? Характерный приемчик. Я отняла у Максима подушку. – Дрыхнуть отправляйся в свой номер. А почему ты уверен, что Нина – «оторва»? Максим опять принял лежачее положение. Вместо подушки он беззастенчиво использовал мою кашемировую кофту, висевшую на спинке дивана. Я мерзлячка, даже жарким летом люблю вечером накинуть свитерок. – Вспомни, за что тебя сюда сослали, и поймешь, – протянул Максим. Я снова толкнула наглеца. – Сослали? Я сама приехала! Племянники мне путевку подарили! Максим приоткрыл один глаз. – Сознавайся, котя! Ты пьешь? Колешься? Нюхаешь? Жуешь? Или мы, усенька-пусенька, клептоманки, истерички? Нет? Лесбиянки? Я возмутилась: – Что за чушь ты несешь? Я приехала отдохнуть, пройти курс процедур. Максим сел, потянулся, потер лицо ладонями и хмыкнул: – Процедуры? Твоя наивность зашкаливает. Эта лечебница специализируется на детоксе. Бабке отсюда не сбежать, увезти ее тайком нет шансов. – Детокс? – растерянно повторила я. – Люся, ну, та, что орала, увидев муляж таракана, хроническая алкоголичка, муж ее сюда возит на реабилитацию. Остальные ей под стать. За ворота лечебницы выйти можно только днем, ночью территорию охраняют лучше Алмазного фонда, мышь не прошмыгнет! Если ты поселил под крышей наркош и забулдыг, держи их под строгим присмотром, в особенности после отбоя, – шептал незваный гость. Я с сомнением покосилась на Максима. Если, по его словам, сюда даже муха непроверенной не пролетит, то каким образом дедуля с внучкой и артритом смог беспрепятственно пробраться к бальнеологической лечебнице? Но рассказывать о дурацком происшествии Максиму нельзя. Безобразник опустил веки. – Не стесняйся своих слабостей, сейчас все на стимуляторах сидят. Я топнула ногой: – Я приехала сюда отдохнуть! – В самую крутую детокс-клинику? Котик, не лицемерь! – гадко ухмыльнулся негодяй. Я решила дать ему ответный бой: – А ты здесь из-за героина? Или нюхаешь клей? – Из-за разнузданного сексуального поведения, – еле слышно пробормотал Макс, – меня предки сюда отправили, их восемьдесят второй внебрачный внучок доконал. Я дернула его за руку: – Уходи! Против ожидания Максим не стал спорить. Он быстро поднялся и, послав мне воздушный поцелуй, отправился восвояси. Утром, около восьми, настойчиво зазвонил местный телефон, я, не открывая глаз, нашарила трубку. – Евлампочка Андреевна, вас Маргоша беспокоит, – запел женский голос. – Не желаете на уникальную процедурку? Есть свободное время. Как раз до завтрака успеете! Станете похожи на наливное яблочко. Спать мне хотелось отчаянно, но ради красоты можно и пострадать. – Иду, – пообещала я и заставила себя встать. Надеюсь, волшебная процедура будет проводиться в тщательно закрытом помещении, без окон и при полном отсутствии посторонних. Мои ожидания оправдались. Маргоша отвела меня на минус первый этаж и поставила перед агрегатом, сильно смахивающим на гигантскую мыльницу с отверстиями по бокам. – Синхрофазотронный коллапс, – гордо объявила медсестра, – стоит миллион евро, в стране он в единственном экземпляре. Я отступила на шаг, наличие в названии агрегата слова «коллапс» меня насторожило. – А как он действует? – Проще веника, – оживилась Маргоша, – залезаете внутрь, кисти рук, ступни ног и голова остаются снаружи, для них дырочки сделаны. Я нажимаю вон ту кнопочку – и пошла плясать карусель. – Это не опасно? – засомневалась я. – Не-а, это же оборудование для косметологов, а им невыгодно пациенту вредить, надо, чтобы человек постоянно ходил и деньги на свою красоту тратил, – успокоила меня Маргоша. – Никто не жаловался, а народ тут капризный! На коллапс очередь стоит, Алла Михална на него только постоянных пациентов записывает, но я вам время нашла за вашу доброту! Как господь учит? Сделали тебе приятное – воздай сторицей! Вам повезло, что Пронькина заболела! Ой, как нехорошо я сказала! Я навострила уши. – Лида или Соня простудились? – Нет, сама Нина слегла, – объяснила Маргоша, – у нее сердце плохое, говорят, рано утром приезжала «Скорая» и забрала ее. – Куда? – В больницу, конечно. – В какую? – не успокаивалась я. – Мне любопытничать нельзя, да и не очень интересно. Они люди богатые, нашли небось крутого кардиолога, – частила Маргоша. – Евлампочка Андреевна, лезьте в коллапс. Пришлось подчиниться. Медсестра опустила крышку. – Удобно? – Мягко, – одобрила я. – Начнем с малой скорости, – предупредила она, – не бойтесь, потрясет чуток. «Мыльница» завибрировала. – Ай, – взвизгнула я, – щиплется! – Синхрофазотронные коллапсы активировались, – с видом академика кивнула Маргоша, – потерпите, они от вашего организма свободные радикалы отщипывают, целлюлит утюжат, возвращают юность волосам, зубам, ногтям. Аппарат затрясло сильнее. Я хотела спросить, каким образом аппарат воздействует на части тела, находящиеся вне устройства, но тут Маргоша объявила: – Вторая скорость. Слышали про Надю? Щипки усилились, снизу, из дна капсулы, попеременно выскакивали тупые иглы и весьма ощутимо тыкались в мою спину, филейную часть и ноги. – Надька моя сменщица, – продолжала Маргоша, – помните, я вчера жаловалась, что она не пришла? Третья скорость. По моему животу начал кататься футбольный мяч, в бока будто вцепилось стадо бешеных кошек. – Да, – с трудом выдавила я из себя. – Убили ее! – в полном восторге от того, что сообщает столь замечательную новость, взвизгнула медсестра. Я забыла о телесных неудобствах. – Как? – Говорят, наркоманы в ее избу залезли, – сказала Маргоша, – телик сперли, колечки, хурду-бурду всякую, а Надьку сильно поколотили, изуродовали всю. Во! Четвертая скорость. Аппарат начал медленно вращаться, из моей головы вымело все мысли. – Караул, падаю! – взвизгнула я. – Спокойствие, только спокойствие, – медсестра процитировала Карлсона, который живет на крыше, – все по плану, ситуация под контролем. Коллапс перешел в стадию активного расщепления мезотропов. «Мыльницу» заколотило, словно больного малярией, из ее стен повываливались каменные скалки и железные молотки, от моих щиколоток до талии стал ездить асфальтоукладчик, а верхнюю часть тела будто стегало крапивой. Конструкция медленно вращалась вокруг своей оси, меня замутило, но сил попросить Маргошу прекратить процедуру не нашлось. Из горла вырвался писк: – И-и-и! – Отличная вещь! – гаркнула медсестра, перекрывая вой и скрежет. – Омолаживает! Ощущаете? Аппарат перевернулся, я сумела справиться с тошнотой и заорала что есть мочи: – Спасите! Убивают! Пластиковая западня резко затормозила и мгновенно открылась, я выпала на пол. – Господи! – перепугалась Маргоша, кидаясь ко мне. – Простите, если сможете! Автоматизм сработал! Если кто-то вопит, я сразу жму на аварийную кнопку! Не ушиблись? Евлампочка Андреевна, как дела? – Полный коллапс, – дрожащим голосом произнесла я и сделала попытку встать на четвереньки. – Говорила же! – обрадовалась Маргоша. – Все клиенты в экстазе. Вениамин Михайлович Горелов утверждает, что коллапс враз вылечивает от похмелья, он потом себя ощущает как будто заново родившимся. Что чувствуете? Опишите! – Наиболее подходящее сравнение – кошка, попавшая в бетономешалку, – прошептала я. – Улет, – захлопала в ладоши медсестра, – теперь вам надо отдохнуть. Я вас чайком побалую, так полагается. Если ножки дрожат, ползите на карачках, тут недалеко. Ну... правая коленочка, левый локоток, теперь меняем! Я потрясла головой. Услышав, как полушария мозга гремят под черепом, словно в скорлупе грецкого ореха, я попыталась понять, где у меня «правая коленочка, левый локоток», запуталась, вытянула вперед одновременно обе руки и тюкнулась носом в ковер. – Здорово вас синхрофазотнуло, – задумчиво изрекла Маргоша, – сейчас «Бентли» подам! Я приподняла голову и поняла, что испытывает воздушный шарик, наполненный гелием. Если цель коллапса – превратить человека в неспособное мыслить существо, то она достигнута. Интересно, в какой стадии опьянения приходит на сеанс незнакомый мне Вениамин Горелов, если он потом ощущает себя новым человеком? – Ну е-мое! «Бентли» пропал, – сокрушалась Маргоша, вновь появляясь в зоне видимости, – кто его взять мог? – Неужели автомобиль заезжал по такой узкой лестнице в подвал? – прокашляла я и умудрилась сесть. Маргоша весело засмеялась. – «Бентли» – инвалидная коляска, очень хорошая, она складывается, ее легко нести, но... ее нет на месте. Иной раз человека коллапс так уконтрапупит, что его в комнату отдыха везти надо. Вот как вас, например. А наш клиент Геннадий Фролыч Раков кресло на колесах автоэмблемой украсил, приделал сзади к спинке и давай смеяться: «Негоже мне, Маргоша, на отстойном рыдване разъезжать, не по статусу. А теперь все путем, на «Бентли» рулю». Ну и все клиенты тоже хохмить начали! Евлампочка Андреевна, лапочка, вы же не расскажете Алле Михалне, что я вас мордой, ой, простите, мордочкой об пол вытряхнула? – Нет, – пообещала я, встала и, держась за стенку, пошла пить чай. – Но с одним условием. – Для вас сделаю что угодно! Хотите процедуру на коллапсе повторить? – замела хвостом Маргоша, усаживая меня за стол. Я содрогнулась. – Нет, спасибо, просто ответьте мне на пару вопросов. Медсестра включила чайник. – О чем? Я постаралась изобразить очаровательную улыбку. – Собираюсь начать в особняке ремонт, надеюсь месяца через четыре успеть обновить дом. Но жить среди ведер с краской и мешков с цементом не хочу. Снять временное жилье сложно, хозяева заинтересованы сдавать его не менее чем на год. Вот я и подумала: может, тут поселиться? – Чудесная идея, – одобрила медсестра, звеня чашками, – Пронькины, например, так и поступили, они раньше отдыхать приезжали, а сейчас ну прямо как вы придумали. – Вроде неплохой план, – продолжала я, – но есть сомнения. Вчера я случайно выяснила, что здесь лечат хронических алкоголиков и наркоманов. А еще вашу сменщицу убили. Тоже мне тихое место! И Нине Пронькиной с сердцем плохо стало. Вероятно, не стоит с «Виллой Белла» связываться, аура здесь подпорченная. Маргоша наполнила красивые фарфоровые бокалы крепким чаем, в воздухе приятно запахло мятой. – Правильно делаете, что посоветоваться решили, я тут с первого дня, а в Ларюхине всю жизнь. С шестнадцати лет в районной больнице пахала, вставала в четыре утра, в любую погоду пехом до электрички перла. Мрак! Я Алле Михалне ноги за то, что взяла меня сюда, целовать готова, но вам правду скажу. Я отхлебнула чай. Что ж, послушаем арию самозабвенной сплетницы. Максим не соврал, в «Вилле Белла» проводили оздоровительные процедуры с любителями выпивки и фанатами наркотиков. Естественно, имена тех, кто прибыл избавляться от постыдной зависимости, не афишировали, а сами больные бойко врали другим постояльцам о синдроме хронической усталости и желании омолодиться. Да только постоянные клиенты все друг про друга знали. – Люся Суворова, – азартно делилась врачебной тайной Маргоша, – вы ее видели небось. Бриллианты размером с банку шпрот повсюду торчат. Вот она бухальщица. Виктор Семеныч ее сюда, как на работу, четыре раза в год доставляет. Кстати, не знаете, как ласкательно Виктора кликать? Жена его «Витя» зовет, а я думаю, это неправильно. Витя от Виталия, а от Виктора-то как? Вик? Никита Седых на таблетках сидит, лопает их, как конфетки, намешает коктейль и в рот. Наркоманом себя он не считает, потому что затаривается не у дилера, а в обычной аптеке. Наберет лекарств от давления, кашля, температуры, ангины и пригоршней – ам! – Так и умереть недолго, – заметила я. Маргоша развернула шоколадку. – Свою голову им не приставишь. Детоксники не шумят, беспокойства от них нет, приезжают сюда на три недели, и гуд-бай, до новых встреч. Вы с ними лишь в ресторане столкнетесь, да и то не со всеми, они в номерах едят. А большая часть пациентов просто хочет вес скинуть, морщины разгладить. Вот вы, например, после коллапса себя не узнаете, эффект уже к ужину проявится. Я осторожно пошевелила отчаянно ноющими ногами и продолжила допрос: – Надеюсь, вы правы и в санатории царит порядок, но, похоже, тут нет хороших врачей! Почему Нину Пронькину увезли? – У нее стенокардия, – пояснила Маргоша, – грудная жаба, без нитроглицерина она и шагу не ступит, постоянно склянку при себе таскает. Она мне рассказывала, что болезнь в один день пришла: как узнала Нина о смерти мужа, так здоровье и потеряла. Любовь! А врачей здесь полно! – Но Нину почему-то отправили в стационар! Чем местные доктора занимаются? – прикинулась я идиоткой. – У нас для сердечников не приспособлено, лечим грязью, кислородом, диетой, а серьезные проблемы – не наш профиль. Вот с псориазом добро пожаловать, кожу очистим в два счета! – пообещала Маргоша. – Теперь о Наде. В Ларюхине криминальная обстановка, опасно жить рядом с бандитским местечком! – Пьет народ, – пригорюнилась Маргоша, – подраться мужики любят, да и бабы хороши. В мае Лариска Захарова Надьке про факира чего-то сказала, и пошли у них клочки по закоулочкам. Ломота в теле мигом прошла. – Надя – это такая высокая, крупная, даже полная женщина, волосы рыжие, выкрашенные хной, коротко стриженные? – Ой, точнехонько ее описали, – восхитилась Маргоша, – вы разве знакомы? Я прикусила губу. Нет, я никогда не общалась с Надеждой, просто видела, как та с криком: «Ты убила факира», – налетела на Нину Пронькину. А теперь вдова исчезла, оставив всю одежду, вставные зубы и жизненно необходимое лекарство, а Надю убили грабители. Странное совпадение. Надеюсь, я сумею вытянуть из Маргоши, кто такой этот факир? Глава
9
– Надьке постоянно не везло, – не получив ответа на вопрос о моем знакомстве со своей коллегой, понеслась дальше Маргоша, – то куры у нее передохнут, то муж под электричку попадет. Я с изумлением посмотрела на медсестру, уравнявшую умерших несушек с погибшим человеком, а та самозабвенно отдалась любимому хобби – перемыванию косточек знакомым. За короткое время я узнала о несчастной Наде всю подноготную и пожалела бедняжку. Похоже, когда другие стояли в очереди за счастьем, Надюша толкалась за трудолюбием и не успела получить даже крохотного кулечка с удачей. Надя всю жизнь провела в Ларюхине, даже в недалекую Москву она выезжала считаные разы. Да и зачем ей было кататься в столицу? Школу Надежда Рязанцева окончила сельскую, поступила в медицинское училище, находящееся в соседнем городке Еланске, а потом отправилась на работу в местную больницу. Маргоша знала Надю с детства, они вместе ездили на автобусе в школу, потом учились делать уколы и служили в хирургическом отделении. Именно Маргоша привела Надежду в «Виллу Белла», когда Алла Михайловна уволила одну из медсестер. – Пожалела я Надьку, несчастная она, – тарахтела Маргоша, – муж ей достался ленивый, в клубе на гардеробе сидел. Здоровская служба для молодого парня, да? С апреля по октябрь работы нет, зарплаты тоже, а осенью и зимой он пальто выдавал. Думаете, Генка по хозяйству старался? Огород копал, полол, за скотиной смотрел? Как бы не так! Надежда на сутки уйдет, муженек на софу в терраске ляжет и давай книги читать! Два раза в неделю, как на работу, в Еланск мотался, в библиотеку. Жена усталая из больницы припрется, не знает, за что хвататься, посуды грязной гора, в доме раскардаш, ведра для воды пустые. И зачем такой мужик нужен? От кота и то больше пользы, он хоть мышей ловит! Я постаралась не засмеяться. Интересно, какое количество российских женщин согласилось бы поменять никчемного супруга на ласковое домашнее животное? И почему многие бабы, выбиваясь из сил, тащат на горбу бездельников, алкоголиков, грубиянов и прочий сброд, отчего не хотят сбросить тяжкий груз и попытаться найти свое счастье? Маргоша оказалась объективной, для описания супруга Нади нашла не только черную краску. Геннадия никто ни разу не видел пьяным, рук он не распускал, и женское население Ларюхина не скрывало зависти к Рязанцевой. – Мой тоже палец о палец не ударит, – горько говорила Олеся Капустина, ближайшая соседка Нади, – только жрет в три горла, да еще и пьет. Не дашь ему денег на бутылку, хватается за ремень. Пусть уж лучше, как у Надьки: лежит, книги читает, но трезвый. В отличие от большинства женщин Надя не любила обсуждать свои дела с подругами. Но Маргоша, чей дом стоял впритык к сараю Рязанцевых, часто видела, как та плачет на завалинке. Несколько лет назад Геннадий попал под электричку. Свидетели происшествия рассказывали, что он стоял на платформе слишком близко к краю, читал книгу, и его снесло воздушной волной на рельсы. Надя похоронила мужа и совсем замкнулась, никаких сплетен о вдове не ходило. Рязанцева ездила в Еланск, посещала там церковь, убирала могилу Гены и работала. Даже к приятельницам на дни рождения не ходила. Представляете, как изумилась Маргоша, когда к ней принеслась Олеся Капустина и жарко зашептала: – Марго! Держись за стену! У Надьки мужик поселился! – Брехня, – отмахнулась Маргарита. – Ты слева от нее живешь, а я справа, у меня весь участок Рязанцевой на виду. Он вчера из бани в дом шел, в одних трусах! – выпалила Олеся. – И где Надька его откопала? Откуда в Ларюхине появился Леонид со странной фамилией Факир, не знал никто. Мужчина словно телепортировался из параллельной реальности. Через месяц после того, как по Ларюхину зазмеились сплетни, Рязанцева неожиданно закатила первый раз в жизни день рождения, созвала всю улицу и продемонстрировала своего кавалера, сказав: – Это мой муж Леонид. Бабы ахнули, мужики переглянулись, а Леня быстро разлил по рюмкам водку. К концу праздника Маргошу обуяла простая человеческая зависть. Может, Надьке и не особенно везет, вот детей у нее не получается, зато мужья подбираются непьющие. Факир щедро угощал народ, сам лихо поднимал стопки, но оставался на удивление трезвым. Маргарита начала следить за супругом Нади и приметила, что тот плескает себе из особой бутылки, стоящей на буфете. Маргоша улучила момент и понюхала содержимое «пузыря» – спиртным из горлышка не пахло, Леонид с кряканьем глотал обычную воду. Чем дольше Надя жила с новым мужем, тем сильнее удивлялась Маргарита. Леонид не ходил на службу, он, как и Гена, предпочитал валяться на диване, правда, не читал, а смотрел телик. Как и первый супруг Рязанцевой, Факир не помогал ей в хозяйстве, но у Нади появились деньги. О том, что соседка обрела материальное благополучие, Маргарита сообразила раньше всех. Медсестре понадобилось съездить к брату в Пермь, и она спросила Надю: – Заменишь меня? Услышав такую просьбу раньше, Рязанцева кивала: – Да, конечно, лишние деньги мне не помешают, – но теперь капризно поджала губы и нехотя процедила: – А у меня есть шанс сказать «нет»? Алла Михайловна, если ты усвистишь, все равно заставит меня твою смену на процедурах стоять! Клиентов много, Фаина в отпуске, а Илья заболел. – Не задаром же! – напомнила Маргоша. – Ты получишь мои бабки. – Всех денег не заработаешь, – легкомысленно отмахнулась Рязанцева. У Маргоши словно с глаз пелена упала. Когда живешь с кем-то бок о бок с младенчества, волей-неволей знаешь обстановку чужого дома, как свою. Маргоша бесчисленное количество раз сиживала на кухне у Нади и давно не разглядывала интерьер. Но сейчас она обежала взором помещение и отметила: новый электрочайник, СВЧ-печь, красивая клеенка, недавно купленные занавески... – Ты и шкафчики сменила! – не выдержала Маргоша. – Когда только успела! Я не видела, чтобы машина с мебелью приезжала! – Это Леня постарался, – после небольшого колебания ответила Надя. – Он военный, всю жизнь служил в секретной части на Севере, денег заработал, пенсию хорошую. А жениться не смог, куковал в гарнизоне, там свободных женщин не было. Теперь наш дом обустраивает. Мне больше нет необходимости лишние дежурства набирать, хочу вообще уволиться, семьей заняться. Маргоша едва не подавилась чаем, а Надя мечтательно протянула: – Мы, наверное, участок с избой сдадим хорошим людям, а сами уедем к морю, купим там дом и заживем с Леней тихо. Хватит, погорбатились оба на чужого дядю. Маргарита поставила чашку на блюдце, она звякнула, Надя вздрогнула и торопливо стала опровергать свои же слова: – Не слушай меня! Размечталась, как малолетка! Можно подумать, нас ждут в теплых краях. И где деньги взять? Вот только Рязанцева зря старалась, Маргоша уже поняла: Леонид – богатый человек. Медсестра взяла заварочный чайник и наклонила его над чашкой. Я решила стимулировать сплетницу на продолжение беседы. – Странно, что вы назвали Надю невезучей! Ей достался после Гены отличный спутник жизни, появилась перспектива переехать в теплые края. Маргарита достала из сахарницы кусочек рафинада. – Ничего-то у нее не получилось! Факир исчез. Я удивилась: – Куда? Маргоша зазвенела ложечкой о стенки чашки. – Испарился. Я уехала отдыхать на Бали – он на Надиной веранде лежал, вернулась – нет его. – А дальше что? Сплетница развела руками: – Конец мечтам. Надька осталась в Ларюхине, Факир ее бросил. – Это она так сказала? – уточнила я. – Я сама догадалась, – ухмыльнулась Маргарита. – Надюха, когда Леонид с ней жил, веселая ходила! Я ее такой даже в детстве не помню! Не ходила даже, а летала, песни пела. Вот только ревновала его! На всех коршуном кидалась, за мужиком следила! Медсестра подцепила с тарелочки кружок лимона. – Жалко мне ее! В личной жизни Надьке не везло. Бедная, и еще умерла не своей смертью! Ее здесь, в клинике, все любили, хоть та же Люся! В этот раз она, как приехала, пришла сюда и с порога спрашивает: «Маргоша, а Надя работает, не уволилась? Хочу к ней на процедуру записаться». Мне обидно стало, я не хуже обертывание делаю, Люся раньше к нам обеим ходила. – И что ты ответила? – спросила я. – Правду! «Надя работала двое суток подряд, я ездила в Москву по делам. Теперь мой черед. Если хотите, приходите в четверг». Люся заулыбалась: «Маргошечка, не пыли, я всего-то хотела к Наде разок заглянуть. Ты лучше всех грязь накладываешь!» Еще чайку вскипятить? – Нет, спасибо, – отказалась я, – как пройти в Ларюхино? От скуки прошвырнусь по магазинам. – Их всего три. Супермаркет, универмаг и хозяйственный, ничем хорошим там не торгуют, – попыталась остановить меня Маргарита, – и жарко становится, солнце палит, как в Африке. Я встала. – Все же загляну в Ларюхино, надеюсь, не потеряюсь по дороге. – Запутаться трудно, выйдете из центральных ворот и налево, а еще можно через лесок двинуть, – объяснила медсестра. Я поблагодарила Маргошу, дошла до порога и обернулась. – Скажите, а правда, что по ночам отсюда никого не выпускают? Кругом запоры, охрана, камеры, даже мышь незамеченной не проскочит? Маргарита отвела глаза. – А вам зачем? Мне пришлось изобразить смущение. – Понимаете... у меня есть мужчина... мы не имеем возможности встречаться открыто... Маргоша закивала. – Он семейный? – Да! Не осуждайте нас. – Я сама путалась с женатиком. Пустая трата времени, – горько призналась медсестра. Меня понесло на крыльях вранья: – В «Виллу Белла» его привести не могу, он слишком известный человек, постоянно в телевизоре торчит. Мне надо поздно ночью, около часу, уйти с территории, но как это сделать? Медсестра задумалась. – Евлампочка Андреевна, мы, похоже, с вами подружились. Я здесь со многими на короткой ноге, пациенты родными людьми становятся, я стараюсь, как для родных, а люди мне «спасибо» говорят. Анна Терешкина за массаж серьги подарила, Семен Викторович сапоги преподнес, в смысле, денег на них дал. Но вы мне больше всех нравитесь. Я закатила глаза. – Ох, Маргоша, хорошего человека сразу видно. У меня есть абсолютно новый комплект: платок и ремень от «Гермес». Племянница подарила, я даже бирки с вещей не срезала, привезла их сюда, а зачем? Платки не ношу, пояса не люблю! Пропадет набор, возьмите его себе. Постороннему человеку я бы постеснялась предложить, но мы с вами можем считаться, как вы правильно заметили, по-дружками. Маргоша с плохо скрываемой радостью изобразила смущение. – Комплект от «Гермес»? Никогда! Евлампочка Андреевна, он космических денег стоит. – Пожалуйста, Маргошенька, вы меня очень выручите. Цвет абсолютно не мой, нежно-розовый, орнамент из лошадей, вы любите животных? – искушающе улыбнулась я. – О! Прелесть! – простонала Марго. – Огромное спасибо! В нашей клинике замечательные пациенты, всегда подарочки дарят! – Сейчас принесу! – пообещала я и помчалась в свой номер. Когда красивая коробка оказалась в цепких ручонках Маргариты, она прижала ее к груди и зачастила: – Любви стесняться глупо. Женатый, холостой, это без разницы – надо свой кусок счастья отхватить, пока прилично выглядишь. Камеры и охрана – вранье. Алла Михална экономит даже на спичках. Весь забор и здание приборами наблюдения утыкали, но они фальшивые, даже у ворот не настоящая камера. И охранники только у входа, по территории никто не шастает. Хозяйка в рекламном буклете написала: «24 часа парк и лес просматривают через мониторы и обходят караулом». Бумага и не такое стерпит, я все время поражаюсь, какие люди наивные, верят на слово. Наши постояльцы – бизнесмены, богатые и по-детски доверчивые. Я мотала на ус откровения Маргоши. Платок и ремешок от известной французской фирмы жалко было до слез, но за информацию приходится платить. Маргарита честно отрабатывает свой гонорар, а я сейчас узнаю практически все о местных порядках. Центральные ворота на ночь запирают, в будке бдит парень с пистолетом, парадный вход в корпус тоже на замке, на первом этаже сидит дежурная. Но вот маленькая дверь из бальнеологической лечебницы, та самая, через которую я очутилась в лесу, остается без присмотра. Есть еще выход через прачечную в небольшой внутренний дворик. И через забор легко пролезть, кое-где в нем не хватает прутьев. – Если по дороге шлепать, то сюда почти десять минут ходу, – заливалась соловьем благодарная информаторша. – Я на работу добираюсь по тропочке через лужок, сквозь заборчик шмыг – и на территории. Одна беда, надо еще к воротам тащиться, чтобы время прихода отметить, там охрана сутками стоит. Где только таких дебилов выращивают? Увидят меня и даже не удивятся: «Маргоша, а как ты сюда мимо нас прошмыгнула?» Дундуки! И куда «Бентли» подевался? Вот Алла Михална разозлится! Глава
10
По знакомой тропе я добралась до хорошо известной мне лужи и замерла. Над жижей торчала взлохмаченная голова, чуть поодаль валялись футболка с надписью «Love sex», грязные брюки и порванные кроссовки. – Эй, дедушка! – крикнула я. Башка дернулась, повернулась и запричитала: – Я случайно здесь очутился! Шел мимо, не удержался на ногах и плюхнулся. Старый я, с артритом, вот и решил отдохнуть, сил набраться, а уж после на берег выкарабкиваться. Где-то я тебя, дочка, видел? Ты из ларюхинских? – Лучше вылезайте, – приказала я, – ваши суставы от пребывания в луже только сильнее заноют. – Поскользнулся, упал, сижу, – выдал укороченный вариант событий дедок. – Вы настоящий фокусник, – восхитилась я, – споткнулись и успели стащить одежду, чтобы не испачкать! О, даже шнурки ухитрились развязать. С таким талантом впору в цирке выступать! Дед закашлял. – Я ветеран войны и труда, весь израненный, на Рейхстаге знамя водружал. – Добрый день, господин Кантария, – поклонилась я, – не ожидала увидеть в Подмосковье легендарного, но, увы, уже скончавшегося героя. Или вы Егоров? – Кто? – шмыгнул носом дедок. – Знамя Победы устанавливали Кантария, Егоров и Берест. История – единственный предмет, по которому я всегда имела исключительно пятерки, – пояснила я. – Я тоже триколор водрузил, но не на большом Рейхстаге, а на маленьком, районном, – бесстыдно соврал старичок. – Ух ты! Хотите простудиться – сидите здесь хоть год, – сдалась я, – но должна предупредить: это обычная яма с ничем не примечательной грязью! – Вспомнил! – оживился дедок. – Ты сама тут купалась и на нас с внучкой ругалась! Во какая! Хочешь целебным источником лично владеть? Дулю тебе! Господь Землю для всех людей создал. Я божий человек, по свету странствовал, добро творил и теперь полные права имею тута плавать! Диаконом работал, все делал сам, детей крестил, стариков отпевал! Уйди, а то анафеме предам! Я рассмеялась. – Приятно познакомиться с ветераном войны, водружавшим флаг над Рейхстагом местного значения, а в свободное от геройских подвигов время проповедующим Священное Писание. Но вот что интересно: в советские годы флаги были красными, триколор появился после падения коммунистического режима. А диакон не имеет права проводить службы, он всего лишь помощник священника. Дед насупился, а я обогнула «купальню», до-шла до забора, пролезла в дыру между прутьями, пересекла лужок, покрытый цветами, и очутилась на узенькой улочке, с двух сторон застроенной домами. Никого из аборигенов видно не было. Я прошла до перекрестка, дальше деревня превращалась в городок. Вместо частных избушек появились две трехэтажные блочные постройки, по маленькой площади сновали люди. Я остановила одного прохожего. – Простите, где живет Надя Рязанцева? – Че, я должен всех знать? – нелюбезно ответил мужчина и пошел прочь. Маленькая неудача не лишила меня боевого задора. Я ухватила за рукав семенившую мимо бабушку, нацепившую на ноги валенки с калошами. Старушку не смутил ни жаркий август, ни отсутствие снега: вдобавок она еще и замоталась в платок. – Сделайте одолжение. Я ищу супермаркет, скажите, в какую сторону идти? Из рукава застиранной кофты высунулись цепкие пальцы с обломанными ногтями, бабка чихнула и прохрипела: – Купишь ханку – покажу! Я сделала шаг назад, но бабка схватила меня за локоть. Покрывавшая ее голову тряпка свалилась на плечи, обнажилось одутловатое лицо сине-желтого цвета и всклокоченные темные волосы без признаков седины. – Купи ханку, – потребовала старуха, – а то в лицо плюну, получишь СПИД. – Петька! – закричали с противоположной стороны перекрестка. – А ну не лезь! Существо съежилось и шмыгнуло прочь. – Он у вас денег не взял? – запыхавшись, спросила полная шатенка, перебежавшая проезжую часть, чтобы меня спасти. – Пьяная рожа, а никак ведь не помрет! Хорошие люди погибают, нечисть живет, а менты ни фига не делают! – Это мужчина? Я приняла его за пожилую женщину, – призналась я. – Петька-алконавт, – пояснила шатенка, – носит то, что на помойке нашел, у него в овраге и стол, и дом, и одежный магазин. Местных Петька не трогает, а к приезжим привязывается. Тут неподалеку есть клиника для богатых, их там от ожирения лечат, так постояльцы ханурика совсем испортили. Придут сюда, от скуки по улицам шарятся и суют ему большие деньги: тысячу, две. Если уж им некуда миллионы тратить, построили бы детскую площадку. – Не знаете случайно, где дом Нади Рязанцевой? – перебила я свою спасительницу. – Мы с ней в соседях жили, – осторожно сказала незнакомка, – зачем Надьку разыскиваете? – Вы Олеся Капустина! – вспомнила я рассказ медсестры Маргариты. Зрачки шатенки расширились. – Предположим. Сами-то вы кто? – Евлампия Романова, – представилась я, – меня хорошо знает Маргоша из «Виллы Белла». Олеся окинула меня оценивающим взглядом. – Вы из санатория? – Хотела в Ларюхине домик купить, – проигнорировала я ее вопрос, – Маргоша посоветовала к Рязанцевой обратиться, та вроде собиралась на море податься. От былой приветливости Олеси не осталось и следа, а в голосе зазвучала враждебность. – Богатому человеку будка в глуши без надобности. – Наверное, но у меня больших денег нет. Капустина еще раз мысленно приценилась к моим джинсам, футболке и балеткам. – Одеты больно хорошо! Я растопырила пальцы. – Зато украшений нет, видите? Мне с фигурой повезло, а на вешалке любой хлам неплохо смотрится. Олеся не удержалась от смешка, я решила укрепить свои позиции. – Я служу домработницей у олигарха, хозяин путевку в «Виллу Белла» мне на день рождения подарил. Огонь классовой войны, жарко полыхавший во взоре Капустиной, потух. – А-а, – протянула она. – Мечтаю о даче, – не умолкала я, – огород, петрушка, укроп, клубника. Услышала про смерть Нади и решила посмотреть на ее домик. – Пошли, – мотнула головой Олеся, – но, сразу скажу, там удобств нет. Газ баллонный, топить надо дровами или углем, водопровод нам двадцать лет обещают, а до сих пор ведра от колодца таскаем. Вот туалет в доме у Надьки есть. – Да ну? Как же он работает? – удивилась я. – Биосортир, – пояснила Олеся, – дорогое удовольствие, его Надькин второй муж поставил. Мы все на двор ходим, а Рязанцева королевой в хате потребности справляла, пристройку они сделали, в ней унитаз и водрузили. Мне Надюха похвасталась, но попользоваться не дала, сказала, какие-то кассеты часто менять надо, а они не бесплатные. Участок у нее ухоженный, сарай есть, два погреба, один в доме, другой во дворе. Чего еще? Летний душ. Я прикинулась ничего не видавшей в жизни горожанкой. – Зимой в нем мыться нельзя? Капустина толкнула деревянную калитку, выкрашенную в голубой цвет. – Можешь попробовать. Стукнет десять градусов мороза, бери мочалку да ступай в конец огорода, в щелястую будку. – А где Надя в холодное время года мылась? – не успокаивалась я, изображая покупательницу. Олеся присела и начала шарить рукой под крыльцом. – Рязанцева хорошо устроилась, она на работе могла в душ пойти, а нам в баню приходится топать или тазики на кухне греть и частями мылиться. – Тихо здесь, – отметила я, – и народу никого. Не успели отзвучать последние слова, как во всю мощь заиграла музыка и визгливый женский голос заорал: – А вот и они! Ура! Встречайте звезд! Группа «Серый месяц» из Еланска! На секунду я оглохла, потом, пытаясь перекричать джаз-банд, игравший кто в лес, кто по дрова, спросила: – Что это? – Свадьба у соседей, – пояснила Олеся, – два наших местных богатея породниться решили, три улицы на празднике не первый день пьют, даже дети от мероприятия не отлынивают, оттого и пусто, а потом неделю опохмеляться будут. Сегодня самое время на речку идти, там ни одной души нет. Меня охватило любопытство: – А вы почему проигнорировали праздник? Олеся усмехнулась. – Как это? С мафией ссориться нельзя! Я на работу ходила, сутки отпахала, сейчас покажу вам дом и побегу плясать. Входите! Капустина толкнула дверь, я замешкалась на пороге: – Покойница в морге? Олеся вошла в сени. – Нет, в церкви гроб, в Еланске. Уж не знаю, кто договорился. Надька сильно верующей не была, иконка у нее висела, но чтобы, как некоторые, на богослужения бегать – такого не бывало. Ты не бойся, в доме никого нет. Туфли сними. Я оставила в просторных сенях баретки и вошла на террасу. Похоже, Надя любила свой дом и старательно вила гнездо. На окнах висели недорогие, но симпатичные занавески, диван и два кресла были почти новыми, стол покрыт скатертью, на нем стояла ваза с искусственными флоксами, сиденья стульев облагораживали клетчатые подушечки. – Здесь и отопление есть, – сказала Олеся, – хозяйка веранду на зиму не консервировала. Небольшой с виду домик внутри оказался неожиданно просторным. Из веранды я попала в гостиную, или, как выразилась Капустина, «в залу», затем увидела кухню, прошла две примерно пятнадцатиметровые комнаты и очутилась в спальне. Если в гостиной меня поразило большое количество слишком дорогой для не очень обеспеченной женщины аппаратуры (лазерная панель, DVD-проигрыватель, магнитофон), а на кухне обилие техники, от электроножеточки до блендера, то в спальне ошеломило количество книг. Три стены двадцатиметрового пространства занимали стеллажи. Собрания сочинений Л.Толстого, С.Есенина, М.Горького, Ф.Достоевского, «История государства Российского», переплетенные подшивки журналов «Новый мир», «Иностранная литература», «Наука и жизнь», фантастика, детективы, альбомы с репродукциями, путеводители, научно-популярные издания. Библиотека собиралась по принципу: покупаю все, что вижу, по набору книг невозможно было вычислить ни профессию, ни хобби хозяина. «Пособие рыболова», «Справочник яхтсмена», «Выпиливание лобзиком», «Чеканка по металлу» – вот лишь небольшой перечень руководств, стоявших на самой нижней полке. Были здесь еще анатомический атлас, справочник «Болезни домашнего скота» и книга с гламурным названием «Хочу стать женой депутата». Олеся заметила мое недоумение. – Это Генка собирал, первый муж Нади, к нему народ как в библиотеку ходил. Он книги из дома выносить не разрешал, говорил: «Иди на маленькую терраску и читай хоть всю ночь». Пустой мужик был, ничего делать не умел. Вон его фото, на подоконнике. Олеся ткнула пальцем вбок, и я увидела две почти одинаковые рамки. – Справа Генка, слева Ленька, – вздохнула Олеся, – не везло Надьке на мужиков. Первый все книжонки мусолил, и второй попался как под копирку. Правда, у Факира деньги водились, он сюда много чего купил. И нежадный был, мне вот денег дал. У меня брат в Магадане живет, мы лет десять не виделись. А где средства на поездку взять? У него трое спиногрызов, у меня четверо, только о ботинках и думаю: младшему девять, старшему двенадцать, обувь стаптывают, словно у них пятки железные. Миша у меня один из родни остался, письма друг другу шлем, иногда по телефону звоним. А год назад меня такая тоска взяла! Пришла я к Надьке, заплакала, говорю: «Никогда Мишу не увижу! Билет туда-сюда дорогой, еще дорога до аэропорта, и с пустыми руками неприлично к племянникам заявиться. Нищета проклятая замучила». Порыдала и ушла, а Факир небось из спальни мои стоны услышал. Через месяц к Олесе заглянул Леня, положил на стол пухлый конверт и сказал: – Езжай, соседка, в Магадан. Капустина заглянула внутрь и испугалась. – Ой! Не возьму. – Бери, бери, – настаивал Факир, – я хорошо знаю, каково живется в разлуке с близкими. – Вернуть не скоро смогу, – почти сдалась Олеся. – Это подарок! – коротко рубанул Леня. – Нет! Не надо, – занервничала Капустина. Факир сел около стола. – Ладно, расскажу, но ты не трепись, хорошо? Я играю в казино, выработал систему, часто куш срываю. У меня примета есть: выиграл большую сумму – отдай часть другому, иначе удача покинет. Если ты не возьмешь, я их Петьке-алкоголику отвалю, авось до смерти налижется, людей пугать перестанет. Короче, бери и отправляйся к родственнику, но никому не рассказывай, где деньги взяла, мне такая слава не нужна. Олеся прикусила язык и улетела к брату. – Хороший человек Факир, – подхватила я, – наверное, вы потом подружились? Капустина начала накручивать на палец длинную прядь. – Я вернулась и пошла к Наде, привезла им сувениров, отдала и спрашиваю: «А Леня где? Хочу ему спасибо сказать». Рязанцева помолчала и ответила: – Леся, он от меня ушел. – Куда? Почему? Что случилось? – Олеся забросала соседку вопросами, но ни на один не получила исчерпывающего ответа. – Генка сразу противным казался, – с сожалением сказала Олеся, – даже по карточке видно, что хмырь. А Леня, его фотка рядом стоит, – интеллигентный, не похож на скота. Ловким движением соседка схватила обе рамки и сунула мне под нос. В правой руке у нее был снимок тощего мужчины с длинной шеей и выпученными глазами, Геннадию следовало бы сходить к эндокринологу и проверить щитовидную железу. А вот в левой Олеся сжимала карточку с изображением Константина Львовича Пронькина. В первую секунду я обомлела, бесцеремонно схватила фото и поняла: нет, это не муж Нины, просто очень похожий на него человек. Я, как все музыканты, обладаю острой зрительной памятью и мгновенно вспомнила снимок в медальоне, который продемонстрировала мне вдова. Константин Львович имел обширные залысины, а Леонид Факир мог похвастаться довольно длинными, правда, негустыми темно-русыми волосами. Уши у Пронькина слегка оттопыривались и имели большие мясистые мочки, у Леонида же они были небольшими, аккуратными. У Кости лицо квадратное, у Лени оно слегка сужалось к подбородку. Но все эти мелкие различия были заметны не сразу. Очевидно, я не сумела скрыть своих эмоций, потому что Олеся спросила: – Ты знаешь Леню? – Нет, – пробормотала я, – просто лицо... такое... приятное. – Факир нравился женщинам, – кивнула Олеся, – я, грешным делом, уразуметь не могла, ну что он в Надьке нашел! Тебе домик по душе? – Симпатичный, – сказала я, – интересно, сколько за него запросят? Олеся пошла к выходу. – Понятия не имею. – А кто наследники? – бубнила я ей в спину. – Ни разу здесь Ленину родню не видела, а у Надьки никого нет, – пояснила Капустина, – оставь мне свой номер телефона, я звякну, если кто права предъявит. Я рассыпалась в благодарностях: – Огромное спасибо, вы так любезны! Капустина вывела «покупательницу» на улицу. – Я о себе забочусь. Зеленый дом справа мой, коричневый слева – Маргоши. Живем спокойно, не ругаемся, кошек друг у друга не травим, всегда на помощь придем, тишина здесь у нас и покой. Не дай бог пьяница поселится вместо Надьки или молодежь обоснуется, тогда прощай мирная жизнь. А ты вроде с головой дружишь. Я заинтересована в хорошей соседке. « предыдущая | содержание | следующая » |