Император деревни Гадюкино

Дарья Донцова
Император деревни Гадюкино

Глава 26

Я выронила мобильный, который бездумно вертела в руке.

– Похитили?

– Да, – в унисон ответили сестры.

– Немедленно рассказывайте, – приказала я.

Лида вскочила и забегала по комнате, а Соня стала монотонно излагать.

В ту самую ночь, когда погибла Нина Олеговна, Соню разбудил телефонный звонок.

– Если хочешь, чтобы твоя мать осталась жива, ни в коем случае не поднимай шума, – приказал незнакомый мужской голос, – поняла?

– Да, – обмирая от ужаса, ответила девушка, – где мама?

– Знаешь шифр сейфа, в котором Нина хранит драгоценности? – задал вопрос похититель.

– Да, – подтвердила дочь.

– Идешь в номер Пронькиной, берешь серьги и кулон, возвращаешься в свою спальню и ждешь звонка. Если сообщишь сестре или вызовешь милицию, я немедленно убью Нину Олеговну. Поняла?

И тут в Соне проснулся здравый смысл.

– Пока я не удостоверюсь, что мамочка жива, ничего делать не стану!

Из трубки послышался шорох, потом донеслись непонятные звуки и раздался голос Нины Олеговны:

– Сонечка, сделай, как он просит! Не спорь! Отдай ему украшения, жизнь дороже!

– Мамочка, – чуть не заплакала Соня, – где ты?

Но из трубки уже звучал хриплый бас похитителя:

– У тебя мало времени. Судьба матери в твоих руках, не соверши ошибку!

Соня поспешила в номер к Нине, увидела скомканную кровать и только тогда поняла – происходящее не дурной сон. Дочь открыла сейф, достала оттуда длинную бархатную коробку и сразу вернулась в свою спальню. Примерно через пятнадцать минут раздался звонок, и похититель скомандовал:

– Иди в Ларюхино, остановись на выходе из леса.

Софья в точности выполнила приказ, дождалась следующего вызова, услышала объяснение, куда следовать далее, и приказ:

– Выйдешь на лужайку и оставишь драгоценности на пне. Торопись. Не успеешь ровно к пяти, Нина умрет.

Соня глянула на часы и похолодела: до назначенного срока оставалось меньше двух минут. Если учесть, что молодая женщина не знала в подробностях дорогу и ориентировалась только по данным один раз указаниям, и вспомнить, что было раннее утро, то станет понятно, почему она прибежала к назначенному месту в десять минут шестого.

Заметив инвалидную коляску, Соня бросилась к ней, увидела мать, лежащую на земле в странной позе, зачем-то откатила кресло в сторону, бросилась к Нине Олеговне...

Софья замолчала и стала раскачиваться из стороны в сторону, монотонно твердя:

– Ужасно. Ужасно. Ужасно.

– Однако вы не потеряли самообладания и тщательно протерли все, за что хватались, уничтожая отпечатки пальцев, – жестко перебила я Соню, – а потом убежали, оставив тело матери на лужайке.

– Я была напугана, морально раздавлена, – слабым голосом попыталась оправдаться Соня, – винила себя в смерти мамы, не успела спасти ее, заплутала в лесу!

– Однако, убегая в страхе прочь, вы прихватили с собой коробку с украшениями, – язвительно добавила я.

Соня разрыдалась, Лида, до сего момента метавшаяся по моему номеру, словно запертая в клетке гиена, бросилась к сестре, обняла ее и зашептала:

– Ну-ну! Мы самые лучшие! Мы – эталон! Мы – супер!

Соня перестала плакать, Лида, продолжая нежно гладить сестру, сказала:

– У нее никогда не было пистолета. Соня не умеет стрелять, она даже не понимает, с какого конца его заряжать надо. Ваш свидетель принял за оружие коробку, она черная, сделана под заказ, имеет странную форму, отец хотел, чтобы мама хранила вместе серьги и кулон-медальон, поэтому сам придумал Г-образный футляр.

– Может, вы и правы, – кивнула я, – но только мало кто из любящих дочерей, обнаружив тело матери, поступит так, как Соня. И еще пара мелких, но очень неприятных деталей. Совершенно непонятно, зачем похитителю понадобились такие сложности. Неужели Нина Олеговна, столь разумно просившая дочь отдать за свое спасение бриллианты, сама не могла сообщить преступнику код сейфа? Похитители, как правило, стараются не вмешивать в дело большое количество людей. Они понимают, что умный человек сразу обратится в милицию, которая сейчас имеет достаточно технических средств, чтобы отследить телефонный звонок. Настораживают и строгие временные рамки, установленные преступником, он словно хотел, чтобы Соня опоздала.

– Мне показалось, что ему был не нужен комплект, – выдохнула Софья, – он задумал убить маму.

Я нахмурилась:

– Очень странно. Что сделала преступнику образцовая хозяйка и верная жена, о любви которой к мужу знали все вокруг? Ну каков мотив убийства Нины Олеговны? Обиженного любовника нет, бизнесом покойная не занималась, ее интересы лежали в сфере семьи. Ладно, оставим в стороне сей вопрос, зададим другой, тоже порядком поднадоевший: с какого бока тут Софья? Нину Олеговну легко было лишить жизни в номере. Знаете, что я думаю? Мать страшно обиделась на вас, дочерей, за желание устроить бракосочетание в период траура по Константину Львовичу. Наверное, целый год скорби – слишком много для современного человека, большинству не удается сохранять траур и до сорока дней, но Нина Пронькина обожала мужа.

– Боюсь, вы даже не знаете, до какой степени, – ляпнула Соня, – это была настоящая патология.

Лида дернула сестру за рукав, но я услышала сказанное и спокойно продолжала:

– Не знаю, в чью пользу Нина Олеговна собралась изменить завещание. Раньше наследницами были вы. Отлично понимаю ваше состояние. Из фактических владельцев успешного предприятия вы стали бы всего-навсего служащими, которых запросто мог уволить новый хозяин.

– Намекаете на то, что маму убили мы? – прошипела Лида. – Зачем мы тогда пришли к вам, чтобы попросить начать поиск преступника?

– О, это старая уловка, – усмехнулась я, – чаще всего «держите вора» кричит сам вор. В моей практике уже был случай, когда убийца, желая продемонстрировать свою полную непричастность к смерти жены, нанял детектива и объявил о большой денежной награде тому, кто наведет на след киллера. Вы сейчас рассказываете дикую историю, в правдивость которой трудно поверить. Да, кстати, в котором часу Нина Олеговна просила вас отдать украшения похитителю?

Соня выпрямилась.

– В четыре пятнадцать.

– Откуда такая точность? – удивилась я.

Софья захрустела пальцами.

– Он велел посмотреть на часы, я и запомнила.

Мое терпение лопнуло:

– С вашими деньгами легко было нанять звезду детективного жанра Миладу Смолякову и попросить ее написать сценарий преступления, вот тогда бы вы избежали идиотских ошибок. Криминалистика – точная наука, она идет вперед семимильными шагами, сейчас ученые могут назвать время смерти очень точно, порой до минуты. Даже в богом забытом Еланске нынче используют современные методы. Нина Пронькина умерла в промежутке между часом и двумя ночи, она никак не могла молить дочь о помощи в четыре пятнадцать. И еще, бедняга пролежала на лужайке почти сутки, пока вы придумывали ложь и врали в «Вилле Белла», что у мамы проблемы с сердцем и ее увезли в больницу. Почему вы не вызвали милицию, не подняли шум? Вам хорошо елось-пилось-спалось, зная, что труп Нины валяется в траве. Давайте прекратим глупую беседу.

Софья опять расплакалась, а вот Лидия сохраняла внешнее спокойствие.

– Выслушайте нас до конца. Соня вытерла коляску и забрала коробку по приказу преступника. Он же потом велел ей идти ко мне и обо всем рассказать.

– Вы не пробовали писать фантастические повести? – поинтересовалась я. – У вас может здорово получиться.

– Это правда! – с отлично разыгранным гневом топнула ногой Лидия. – Мне похититель приказал отдать драгоценности официантке Светлане и убедить ее ходить в них до следующего его приказа. Я подчинилась, а потом Вадиму велели позвонить Свете, встретиться с ней у бассейна и забрать бриллианты. Нас обязали ждать очередного распоряжения, запретили поднимать шум, приказали сказать про сердечный приступ у мамы.

– Шикарно, – абсолютно искренне похвалила я Лиду, – браво. Разрешите полюбопытствовать: есть ли хоть одна причина, по которой вам стоило после убийства Нины Олеговны подчиняться похитителю?

В номере стало тихо, Соня всхлипнула:

– Я больше не могу.

– Мы лучшие, – словно мантру, повторила Лида, – у нас безупречная репутация, о нас плохо не подумают.

– Не стоит обольщаться, – не согласилась я, – имидж нарабатывается годами, а рушится от одного неверного шага, если, конечно, убийство родной матери можно назвать неверным шагом.

– Нас шантажировали, – промямлила Соня.

– Замолчи, – приказала Лида.

– Нет, – проявила строптивость старшая сестра, – лучше сказать правду.

– Отличное решение, – кивнула я, – ну и?

– Похититель знал нашу тайну, – прошептала Соня, – и он пообещал ее сообщить газетам. Мы не могли... мы... наша репутация... семья... Семен... Гарин бы не простил... и отец Вадима... О господи!

– Что за тайна? – насела я на Соню.

Она в очередной раз зарыдала.

– Мы ничего не расскажем, – отрезала Лида, – не собираемся допускать вас до интимно-личных проблем. Поверьте, мы очень-очень любили маму. Нас втянули в жуткую историю.

– Где украшения? – перебила я ее.

– Вадим сейчас сдает их в ломбард, – буркнула Лида, – в частное заведение, которым пользуются звезды шоу-бизнеса, политики, селебритис.

– И это тоже вам приказал сделать похититель? – хмыкнула я.

Лида незамедлительно кивнула:

– Верно.

Мне надоело вести глупую беседу, пора было заканчивать и звонить местному милицейскому начальству. Думаю, даже еланские следователи сумеют состряпать дело об убийстве Нины Олеговны Пронькиной. Но все же напоследок не откажу себе в удовольствии задать любящим доченькам еще один вопрос:

– Значит, Вадим Краснопольский находится в элитной скупке, услугами которой пользуются сильные мира сего?

– Да, – еле слышно ответила Соня, – в ужасной ситуации, которая сейчас сложилась в нашей семье, есть один положительный момент.

– Софья! – обомлела Лида. – Что ты усмотрела положительного в бедах, которые полились на нас как из ведра?

– Вадим, – прошептала Соня, – прости, Лидуша, мы никогда не разговаривали на эту тему, но я знаю, что вы поженились по приказу родителей. Наш отец считал сына Никиты Сергеевича лучшей партией для дочери. И... и... ох, прости, Лидуша, но...

– Говори, – мрачно велела младшая сестра, – если знаешь, выкладывай, хуже все равно не будет.

– Папа просил тебе не говорить, – еле слышно пробормотала Соня, – но он сначала хотел отдать меня за Вадима.

Лида стала часто-часто моргать, Соня прижала руки к груди.

– Милая, не обижайся. Никите Сергеевичу было все равно, кого из нас брать в невестки, он жаждал заполучить в свою семью девушку с безупречной репутацией, а папа считал, что первой должна выйти замуж старшая. Но, если помнишь, я в тот год сломала ногу, и Никита Сергеевич передумал, сказал: «Софья проведет в гипсе пару месяцев, потом еще восстановительный период, вдруг она останется хромоножкой? Пусть Вадим берет в жены Лиду».

– Мне ничего не говорили, – оторопело сказала младшая сестра.

– А зачем? – грустно спросила Соня. – Брак-то заключен по договору родителей. Я всегда считала, что Вадим подчинился отцу, он от него полностью зависит и морально, и материально. Вадик хорошо воспитан, он постарался сделать вашу совместную жизнь спокойной. Но сейчас, в тяжелый момент, я вижу: муж тебя искренне любит, помогает нам. И он явно ничего не сообщил Никите Сергеевичу. Представь, как бы отреагировал твой свекор, узнав нашу тайну? Никита Сергеевич просто взбесился бы, тем более когда на начало ноября назначена свадьба его любимой дочери, младшей сестры Вадима, с американским конгрессменом.

Соня замолчала, Лида, до этого сидевшая на диване почти впритык к сестре, отодвинулась в сторону.

– У нас с Вадимом ничего не было, – испугалась Соня, – мы даже ни разу не беседовали с глазу на глаз. Папа и Никита Сергеевич договорились в конце декабря, отец поставил меня в известность о своем решении тридцать первого числа, но просил помалкивать. А второго января мы улетели в Швейцарию, и я сломала ногу. Это все.

Лида упорно молчала.

– Ваши личные отношения выясните с глазу на глаз, – ожила я. – Вадим сдал драгоценности бесплатно?

Лида вздрогнула.

– Нет! То есть не знаю. Вернее... я не думаю... ломбард платит деньги. Но можно отнести вещи на хранение, тогда сам вносишь некую сумму.

Я хотела завершить беседу, но тут дверь в мой номер без стука распахнулась и появился Максим. На голове его красовалась дурацкая темно-фиолетовая шляпа с пером. Не замечая дочерей Пронькина, застывших на диване, стоявшем в небольшой нише между книжными шкафами, нахал поклонился, сорвал головной убор и резко швырнул его мне со словами:

– Я выполнил приказ королевы мопсов! Привез мальчика-с-пальчик, который готов рассказать правду о Людоеде Каннибалыче. Йо-хо-хо! Тридцать человек на сундук мертвеца и бутылка рома!

Шляпа упала на пол в центре просторной комнаты, потом вздрогнула, приподнялась, из-под нее показались маленькие лохматые лапки, а сбоку самым волшебным образом возник длинный крысиный хвост.

Максим хлопнул в ладоши.

– Гоу!

Шляпа резво посеменила в глубь люкса. Соня и Лида, поджав под себя ноги, дружно завизжали, а я запрыгнула на кресло и через секунду пожалела о своем глупом поступке. Отлично знаю, что Макс продемонстрировал очередной тупой прикол: никаких крыс в номере нет, и вообще я не боюсь грызунов.

Нахал кинулся за головным убором, схватил его и сказал перепуганным Соне и Лизе:

– Извините, я думал, что Лампа одна. Замечательно, что вы здесь. Вам стоит послушать одну запись. Денис, чего ты жмешься на пороге, я же обещал тебе эксклюзивное интервью? Так вот они, разреши представить – Лидия Краснопольская и Софья Пронькина. А это лучший репортер «Желтухи» Денис Рутин. Он получил в свое распоряжение настоящую бомбу и сейчас готов...

Лида вскочила с дивана.

– Мы уходим.

– Никаких комментариев для газет, – вежливо, но весьма определенно отрезала Софья, – запишите телефон пресс-секретаря нашего банка, ее зовут Ольга Масленкова, она ответит на все ваши вопросы.

– В нашей семье большое горе, – подхватила Лидия, – извините, но сейчас, когда тело матери еще не предано земле, не время для интервью. Максим, я удивлена вашим поведением. Неужели финансовые дела принадлежащего вам сомнительного предприятия настолько плохи, что его владельцу приходится подрабатывать, сотрудничая с пасквильным листком? Это неджентльменское поведение.

Максим плюхнулся в кресло.

– Лампа, посмотри в окно!

Меньше всего я ожидала услышать такой приказ, но исполнила его.

– Наверное, снег пошел, – как ни в чем не бывало сказал Максим.

Я окончательно растерялась.

– В августе? Ты заболел? На дворе жара, как в Тунисе!

Нахал вытащил из кармана сигареты.

– Сейчас случилось настоящее чудо. Безупречная госпожа Краснопольская, дама-биоробот, женщина с репутацией безупречной невозмутимой леди, на наших глазах, наверное, впервые в жизни позволила себе искренне выразить негодование. Браво, миледи, ваша стальная броня дала трещину. Но, выслушав Дениса, вы поймете, что я хочу вам помочь. Несмотря ни на что. Сработал инстинкт светского человека. Да, Софочка и Лидочка гадюки, но они наши, хорошо знакомые змеи, негоже разрешать плебсу совать нос в жизнь богов. Может, договоритесь с Дениской, и тот не взорвет гранату!

Лида пошла к двери, Соня, чуть поколебавшись, двинулась за ней. Старшая сестра все же попыталась напоследок продемонстрировать хорошее воспитание. Почти дойдя до выхода, она дернула Лиду за руку, остановила ее, обернулась и с улыбкой сказала:

– До свидания, господа, были рады общению.

– Денис, включай, – приказал Максим.

Маленький, худенький, похожий на щуплого ботаника-старшеклассника корреспондент привычным жестом поправил уродливые круглые очки и вынул из кармана диктофон. В комнате раздался знакомый голос.

– Меня зовут Нина Олеговна Пронькина, я проживаю в собственном доме, в подмосковном поселке «Филимоново». Я делаю это заявление, будучи в здравом уме и твердой памяти. Состояние моего здоровья соответствует норме, что подтверждает копия истории болезни, где имеется справка от психиатра, полученная мною пару дней назад. Я запаслась этим документом, чтобы никто не посмел сказать: вдова Константина Львовича Пронькина помутилась рассудком. Я абсолютно здорова, как умственно, так и физически, и великолепно осознаю последствия своего поступка.

Глава 27

Лида и Соня застыли истуканами, Денис выключил запись.

– Будете слушать дальше? – безмятежно спросил Максим.

Сестры, словно зомби, вернулись к дивану.

– Кто это? – отмерла младшая сестра.

– Неужели не узнали? – поразился Максим. – Только что звучал голос вашей покойной матери, она ведь представилась.

– Откуда это у вас? – прошептала Соня, потом она неожиданно прижалась к Лиде: – Мне страшно, не хочу, не надо, там все неправда! Пойдем отсюда скорей. Пусть со всем разбирается юрист. Мы имеем право на адвоката.

– Сейчас мы не в комнате для допросов, – ожила я, – беседуем без протокола. Кстати, у сотрудников правоохранительных органов отчего-то существует твердая уверенность: если задержанный сразу требует законника, значит, у него рыльце в пушку. Я бы на вашем месте послушала. Неужели вам не интересны последние слова матери?

– Включайте, – твердо сказала Лида, – мы ничего дурного не совершали, нам нечего бояться.

Я покосилась на мертвенно бледную Соню: похоже, у старшей сестры другое мнение.

Денис включил диктофон, голос Нины Олеговны заполнил комнату. В Средние века журналиста мигом сожгли бы на костре: сумей он сохранить после кончины человека произнесенную им речь, его обвинили бы в колдовстве. В начале девятнадцатого века Рутин мог бы прославиться как великий медиум, доказавший возможность жизни после смерти, сейчас же это просто магнитофон. Может, люди когда-нибудь и впрямь научатся беседовать с покойными? Ох, боюсь, это открытие многим не понравится. В особенности если мертвецы будут столь беспощадно откровенны, как Нина Олеговна, решившая по непонятной пока причине исповедаться «Желтухе».

– Я знаю, что дочери хотят меня убить, – говорила Нина Олеговна, – случайно выяснила их планы. Это они задумали после того, как лишили жизни Константина Львовича.

Заявление Нины Олеговны было настолько поразительным, что я громко ойкнула, но тут же взяла себя в руки и постаралась не пропустить ни слова из ее исповеди.

Вначале, правда, я не узнала ничего нового. Нина в подробностях рассказала о своей первой встрече с мужем; о том, как дочь священника пошла против воли отца и убежала вместе с любимым; как Константин, бросив любимое занятие пением ради того, чтобы обеспечить семью, начал поднимать бизнес; о роковом (простите за глупый каламбур) рок-концерте с западными исполнителями; о вновь вспыхнувшей у мужа любви к музыке и о появлении на сцене певца Малыша. Все это я уже слышала один раз от Нины, но сейчас вдова продолжила рассказ.

…В жизни почти каждого человека бывают периоды кризиса – как правило, они случаются во второй половине жизни. Психологи дают вполне логичное объяснение этому факту: до двадцати пяти лет мы слишком молоды, заняты учебой, устройством на работу, созданием семьи. Потом наваливаются бытовые заботы: рождаются дети, стареют родители, требуются деньги на образование первых и лечение вторых, хочется иметь хорошую квартиру, машину, дачу, есть желание сделать карьеру, некогда думать о философских вопросах. Но на пороге пятидесятилетия программа материального благополучия, как правило, бывает выполнена, появляется финансовая стабильность, дети вырастают. Рано или поздно человек спрашивает себя:

– Зачем я явился на этот свет? Что останется после меня? Правильно ли я живу?

Не случайно на этот возраст приходится пик разводов и самоубийств, а кое-кто пытается начать жизнь заново, бросает опостылевшую службу, семью и фактически превращается в подростка.

Константин Львович не один год вел двойную жизнь, существуя в полярно разных ипостасях, банкира и рок-певеца, и в конце концов устал. Пронькину стало понятно: надо сделать выбор. Константин ничего не скрывал от жены, поэтому Нина оказалась в курсе метаний мужа и один раз сказала ему:

– Второй жизни нам никто не предоставит, вижу, ты мечтаешь петь на сцене. У тебя уже есть имя, свой круг поклонников. Бросай банк, уходи в музыку. Ты можешь заинтересовать прессу, станешь обсуждаемым всеми изданиями персонажем. Я не знаю ни одного финансиста, который совершил бы подобный вираж: из банкиров в рокеры.

Но Константин Львович не обрадовался этому предложению.

– У нас дети, – напомнил он жене, – Софья и Лидия – замечательные дочери, мы требовали от них безупречности, хотели, чтобы девочки избежали родительских ошибок, имели чистую биографию, отличное образование. Своим поступком я могу разрушить их судьбу. Журналисты излишне активны, певец Малыш широко известен в узких кругах. Да, на гонорары от концертов мы можем спокойно жить. В Интернете найдется огромное количество групп и отдельных певцов, ведущих концертную деятельность. Никто их не пиарит, по телевидению не показывает, на радио не ротирует, но тем не менее у всех есть свой слушатель. А теперь представь, что сделает пресса, когда выяснится: Константин Пронькин и Малыш – это один и тот же человек. Круче только обнаружить, что балерина Волочкова подрабатывает по ночам в шахте. Журналюги разберут нашу жизнь по молекулам. Нам это надо?

– Нет, – решительно ответила Нина.

– То-то и оно, – кивнул муж, – Малыш получит всероссийский пиар, но банк моментально начнет тонуть. И я сомневаюсь, что Никита Краснопольский придет в восторг и разрешит Вадиму остаться в нашей семье. А Семен Гарин? Ему нужен тесть, бряцающий на гитаре? Я мечтаю отдать всего себя музыке, но не хочу, чтобы за мою прихоть заплатили дети. Помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда привезли из роддома крошечную Соню?

– Да, – кивнула Нина, – у кроватки новорожденной мы поклялись, что девочка никогда не совершит родительских ошибок, не попадет под влияние дурных людей, вырастет идеальной, пойдет по жизни с высоко поднятой головой.

– Думаю, больше обсуждать нечего, – вздохнул муж.

– Это несправедливо, – подскочила Нина, – я обожаю девочек и всегда ставила их желания впереди своих, но они уже взрослые, получили отличную стартовую площадку, ты не должен из-за них жертвовать своей мечтой!

Константин обнял жену.

– Дорогая, дочери не просили нас их рожать. Мы сами приняли решение обзавестись потомством и несем за него ответственность. Не переживай, если очень чего-то хотеть, господь рано или поздно услышит твою просьбу и предоставит шанс.

– Хорошо бы, – прошептала Нина, – я могу быть счастлива лишь тогда, когда доволен ты.

Разговор происходил в конце весны. Летом Константин Львович, как всегда, заказал путевку в «Виллу Белла». У Нины был сильный артрит, врачи советовали ей грязевые ванны. Нина и Константин были постоянными клиентами лечебницы со дня ее открытия. Конечно, Пронькин мог отправиться вместе с супругой в любой заграничный вояж, но Нина боится самолетов, не любит поездов, и «Вилла Белла» показалась Константину Львовичу оптимальным вариантом. К тому же заведение находилось неподалеку от поселка, где стоял особняк Пронькиных. Соня и Лида без труда могли навещать родителей.

Днем Нина Олеговна принимала ванны, ходила на массаж и занималась лечебной физкультурой. В «Вилле Белла» отдыхали исключительно обеспеченные люди, многих из них Пронькина великолепно знала, поэтому скуки она не испытывала. А вечером приезжал муж.

В один из выходных дней Константин пошел в Ларюхино за сигаретами и неожиданно задержался. Через два часа жена забеспокоилась и начала названивать мужу.

– Скоро приду, – ответил супруг, но появился лишь к чаю.

Естественно, Нина накинулась на Константина с вопросами, и тот рассказал о небольшом происшествии. Пронькин вошел в супермаркет и стал бродить между рядами. Его внимание привлек стенд с прессой. Не успел банкир взять в руки журнал «РБК», как сзади его обняли, и женский голос ласково сказал:

– Факирчик, откуда у тебя такая красивая куртка? М-м-м, какая мягкая кожа!

Ошеломленный Константин расцепил кольцо женских рук и увидел смутно знакомую, очень просто одетую тетку.

– Ох! – смутилась та. – Вы не Леня! Простите, я обозналась! Вы похожи на моего мужа, как брат-близнец!

Константин Львович человек не скандальный, он и не собирался возмущаться.

– Жаль вас разочаровывать, но я не имею братьев, – мирно сказал он.

– Невероятное сходство, – всплеснула руками тетка, – вы даже очки одинаковые носите.

– Что, и впрямь перепутали? – поддержал беседу Пронькин.

Тетка закивала, а Константин Львович почувствовал, как к щекам приливает жар. В голове финансиста моментально сложился план.

– Знаете, – улыбнулся он, – я давно мечтал познакомиться со своим двойником и выпить с ним чаю.

– Пойдемте, – по-деревенски гостеприимно предложила женщина, – я живу неподалеку, Леня дома сидит. Будет ему сюрприз! Вы меня не узнаете?

– Нет, – удивился Константин, – а мы виделись?

– Я Надя Рязанцева, – представилась незнакомка, – служу медсестрой в «Вилле Белла», видела вас прежде и удивлялась сходству, но совсем не ожидала, что и вблизи вас с Леней перепутаю. Вы из города всегда в костюме приезжаете, мой муж никогда пиджаки не носит. А сегодня вы надели курточку, брюки спортивные и стали от него неотличимы...

Константин Львович прервал рассказ и обнял Нину.

– Помнишь, я говорил, что выход всегда найдется?

– Чему ты так радуешься? – не поняла супруга.

– Леонид Факир – мой двойник. Ну, ростом чуть ниже, овал лица другой, но издали мы будто клоны, – потер руки Пронькин. – Изумительно получается. Факир будет изображать банкира, а я спокойно займусь музыкой! Гениально придумано!

– Ты в своем уме? – возмутилась Нина, никогда ранее не возражавшая мужу. – Кто этот Леонид по образованию?

– Вроде бывший военный, – с несвойственной ему беспечностью отмахнулся бизнесмен, – какая разница?

– Большая, – ответила Нина Олеговна, – двойника раскусят в первый же рабочий день! Мало иметь внешнее сходство, необходимо еще адекватно вести себя на службе, обладать похожими манерами.

– Я все продумал, – азартно заговорил Константин Львович. – С завтрашнего дня начинаю жаловаться на сердце. Через неделю по банку пойдет слух: у хозяина проблемы со здоровьем, необходимо шунтирование.

– Господи, – перекрестилась Нина Олеговна.

Но Константин только рассмеялся:

– Потом скажу, что улетел в Швейцарию на операцию, спустя месяц «вернусь». То, что человек после тяжелой болезни слегка изменился внешне, никого не удивит. Ты пару раз выйдешь с Факиром в свет. Заглянете на мероприятия ненадолго, посетуешь, что муж еще слаб, собственно говоря, это все.

– А банк? – воскликнула Нина. – Вдруг этот Леонид воспользуется ситуацией и...

Константин усмехнулся:

– Здесь все схвачено, Факир не появится в офисе, а служащие будут знать: Пронькин сильно болен, дела ведут дочери и зять. Вон у Игоря Валерина случился инсульт, теперь сын и невестка бизнесом рулят. Изредка, ну раз в месяц, Леонид будет ходить с тобой на концерт, в театр или на тусовку. Если будешь называть его моим именем, никто ни в чем не усомнится. Ну, пошепчутся по углам, позлорадствуют, пошушукаются: «Пронькин-то, мол, совсем сдал, с головой у него плохо, знакомых с трудом узнает», – и на этом все завершится.

А я спокойно займусь пением, ты будешь со мной и одновременно станешь подтверждать личность больного «банкира», Софья и Лида возглавят банк, они справятся. И потом, я-то помирать не собираюсь, всегда дам им совет.

– Ты решил рассказать девочкам правду? – испугалась жена.

– Да, – кивнул муж, – и давай больше не спорить. Я так решил! Точка.

Нина Олеговна нашла идею мужа слишком авантюрной, но она никогда не спорила с Константином Львовичем. И ни минуты не сомневалась: Софья и Лидия – покорные дочери, они выполнят любой приказ отца.

Увы, родителям свойственно обманываться. Детки вырастают, и у них появляются собственные желания. Иногда отец и мать с пеленок прививают наследникам некие принципы, а потом жизнь поворачивается причудливым образом и эти самые правила делают старшее и младшее поколение врагами. Я совершенно уверена, что отец Павлика Морозова с рождения твердил ему:

– Сынок, никогда не ври, всегда говори исключительно правду, лгать нехорошо, это грех.

Мужик хотел воспитать сына правильно и вырастил прямолинейно честного подростка. А чем закончилась эта история, всем известно. Может, старшему Морозову следовало слегка изменить программу, вкладываемую в мозг недоросля, хоть изредка ему напоминая: «Ложь бывает разной, ради спасения родителей можно и покривить душой».

Пронькины требовали от дочерей совершенства, внушили им, что репутация – основное богатство человека, важно быть не просто первыми, а безупречными, чтобы о них говорили:

– Софья и Лидия не имеют недостатков, ни малейшего пятнышка, они пример для подражания. Лучшие в школе, в институте, заботливые дочери, замечательные специалисты.

Но вспомним Павлика Морозова! Он просто сделал то, чему его учили с пеленок: сказал правду, и это привело к беде.

Глава 28

Слух о тяжелой болезни Пронькина быстро покатился по Москве. Константин Львович, как маленький мальчик, радовался удачному старту своего авантюрного плана, с удовольствием рисовал под глазами «синяки» при помощи теней и старательно изображал умирающего. Чем больше муж актерствовал, тем сильнее нервничала жена, но впервые за долгие годы супружеской жизни Пронькин не обращал внимания на чувства Нины Олеговны.

Как-то вечером, когда они с мужем почему-то остались в нелюбимой московской квартире, Нине Олеговне стало совсем не по себе, и она решила успокоить нервы любимым занятием: написанием пьесы для очередного новогоднего праздника. Пронькины каждый год устраивали первого января вечеринку. Традиция зародилась давно. Когда Соня и Лида пошли в садик, Нина Олеговна была неприятно поражена убогостью детской елки. Все девочки оделись снежинками, а мальчики изображали медведей. Дед Мороз нес чушь, Снегурочка выглядела лет на сто. Пронькина была шокирована и на следующий год предложила директрисе:

– Давайте я вам помогу, напишу пьесу.

Несколько лет в садике, потом все школьные годы Пронькина устраивала новогодние представления. Когда девочки поступили в институт, мать не бросила этого занятия. Теперь спектакли демонстрировались первого января, по вечерам. К премьере готовились задолго, Нина писала пьесу, потом среди приятелей находили исполнителей, репетировали, шили костюмы. Жена бизнесмена со страстью отдавалась творчеству, с каждым годом тексты становились все заковыристее, сюжеты лихо закручивались. В этот раз Нина задумала сагу про Зевса и других богов. Пронькина взялась за ручку и спустя час поняла – ей необходима книга Куна «Легенды и мифы Древней Греции», она имелась в обширной домашней библиотеке. Поняв, что без пособия работа не пойдет, Нина неожиданно разрыдалась: нервы у нее окончательно расшатались. Но она взяла себя в руки, села в машину и, не предупредив никого из домашних, поехала в особняк. По дороге Нина пару раз начинала плакать. Очутившись у ворот участка, она решила не въезжать во двор, а оставить автомобиль у забора и пройти к зданию пешком. От дороги дом банкира отделяет довольно длинная тропинка, Пронькина не хотела, чтобы дочери заметили красные глаза матери, она надеялась, что во время короткой прогулки с ее лица исчезнут следы слез. Но, пройдя совсем чуть-чуть, Пронькина снова заплакала, быстро завернула за здание гаража, прислонилась к стене и услышала голос Сони.

– Мы в ужасном положении.

Нина Олеговна вздрогнула. Сначала ей показалось, что дочь стоит рядом, но, когда до слуха матери долетел еще и голос Лиды, она поняла: ее девочки беседуют на втором этаже небольшого домика. Там была пустая квартира, предназначенная для дворника. Жилплощадь никто не занимал. У Сони с Лидой не было никакой необходимости туда заходить. Но очевидно, тема разговора была настолько деликатна, что молодые женщины предпочли забиться в самый глухой угол и вести разговор там, где никому не придет в голову их искать. Конечно, хорошо иметь прислугу, но у домработниц зоркие глаза, любопытные уши и длинные языки, при них нельзя расслабиться.

В крошечной квартирке над гаражом Соня и Лида чувствовали себя спокойно, о том, что кто-то, стоя под открытым окном, может услышать их беседу, они не подумали, а Нина Олеговна, поняв, какая проблема является темой разговора детей, вросла ногами в землю.

– Мы в ужасном положении, – повторила Соня.

– Отец сошел с ума, – подхватила Лидия, – представляешь, что будет, когда правда вылезет наружу?

– А это произойдет? – испугалась Соня.

– Непременно, – заверила Лида, – и тогда рухнет все: бизнес, мой брак с Вадимом, твои надежды на счастье с Семеном, нас перестанут принимать в обществе.

– Мы превратимся в изгоев, – испугалась Соня, – потеряем репутацию! Навсегда!

– Верно, – согласилась Лида.

– Господи, что делать? – запричитала Соня. – Я всю жизнь так старалась! Была первая во всем! И вот так, разом, всего лишиться? Папа вообще понимает, что творит?

– Он безумен, – зло сказала Лидия.

– Может, попытаться его уговорить? – робко предложила Соня.

– Бесполезно, отец думает лишь о себе, – отрезала Лида, – помнишь, как он орал: «Будет по-моему»?

– Да, – чуть слышно ответила Соня, – вероятно, мама сможет его обуздать, он к ней прислушивается.

– Соня, бога ради, – возмутилась младшая сестра, – открой глаза! Мать всегда на стороне отца, она как собака обожает хозяина! Если она не один год молчала о его кретинских концертах, рискуя нашей репутацией, ей плевать на дочерей. Есть лишь один путь избежать катастрофы.

– Какой? – пролепетала Соня.

– Мы должны разрулить ситуацию до того, как в ней примет участие Факир.

– Не понимаю, – промямлила старшая сестра.

– Ты настоящая рохля, – разозлилась Лида, – отец всем разболтал про проблему с сердцем, если он умрет, никто не удивится.

Нине Олеговне показалось, что она ослышалась, а Соня воскликнула:

– Но папа здоров!

– Ты дура? – спросила Лида.

– Нет, – прошептала Софья, – о-о-о! Я поняла! Но... кто... его? Нужен киллер!

– Сами справимся, – заявила Лидия, – чем больше людей вовлечено в дело, тем хуже. Я знаю, как поступить. Есть лекарства, их можно свободно купить в аптеке, капли, без цвета и запаха. Я читала в Интернете, там есть специальный сайт, посвященный таким делам. Ни одна душа ничего не заподозрит.

– А мама? – опомнилась Соня. – Она как?

– Не вижу проблемы, – спокойно ответила сестра, – иногда мужья умирают, а жены делаются вдовами. Через пару лет мы с Вадимом обзаведемся ребенком, бабушка утешится внуком.

– Ты права, – согласилась Соня, – но у нас мало времени.

– Его совсем нет, – уточнила Лида, – ладно, слушай. Ни по мобильному, ни по домашнему телефону мы ничего не обсуждаем, в особняке не произносим ни слова о нашем решении. О’кей? Я все сделаю сама, ты будешь на подхвате.

– А Факир? – занервничала Софья. – Вдруг он язык распустит, начнет требовать денег за молчание, пригрозит рассказать газетам о планах Константина Львовича?

– Пусть попробует, – с хорошо слышимой угрозой протянула Лидия, – я времени зря не теряла, навела кое-какие справки. Скажу «близнецу» нужные слова, он подожмет хвост и смоется.

– Лида, ты потрясающе умна, – с придыханием сказала Соня, – как мне повезло иметь такую сестру! С тобой любая проблема не страшна!

– Пошли домой, – велела Лидия.

Нина Олеговна кинулась в кусты сирени, она испугалась, что дочки завернут за гараж и увидят ее, но сестры поторопились по другой дорожке к особняку.

Нина Олеговна – очень впечатлительная натура. С трудом переставляя ноги, она добралась до машины, попыталась дозвониться до мужа, услышала фразу: «Абонент временно недоступен» и вернулась в «Виллу Белла».

«Ничего, – думала потрясенная Нина Олеговна, – скоро Костя приедет, и мы обсудим ужасную новость. Может, я брежу? Или у меня галлюцинации?»

Чтобы слегка успокоиться, Нина Олеговна приняла валокордин и внезапно крепко заснула. Утром, около семи, ее разбудила Лида, неожиданно оказавшаяся в спальне.

– Мамочка, – дрожащим голосом произнесла дочь, – ты только не волнуйся. Вчера очень поздно папа заехал домой, поел, и ему стало плохо.

Из-за спины сестры выдвинулась Соня.

– Мамусечка, крепись, папочку повезли в клинику, но по дороге.. он... он...

– ...умер! – всхлипнула Лида.

Вслед за младшей сестрой истерически зарыдала старшая, откуда-то материализовался Вадим, появились врач, две девушки в белых халатах. Началась суматоха, кто-то делал укол Лиде, кто-то Соне, кто-то мерил давление Нине Олеговне и подносил ей остро пахнущую микстуру.

Супруга бизнесмена покорно глотала снадобье и откликалась, когда ее звали по имени. Но в душе у Нины Олеговны царила пустота. Лишь спустя несколько часов она осознала: подслушанная беседа не была галлюцинацией, Лида оказалась не просто решительной, она не стала ни минуты тянуть с осуществлением задуманного. Нина Олеговна никогда не посмеет заикнуться об убийстве мужа, и молчать ей придется не из-за любви к детям (это чувство в одну секунду и навсегда покинуло Пронькину), а потому, что ни одна душа не поверит вдове Константина Львовича, ее сочтут сумасшедшей и запрут в клинике…

– Нет, – вдруг закричала Соня, – нет! Неправда!

Денис остановил запись.

– Что-то не так?

– Молчи, – приказала Лида, – говорить будем лишь в присутствии адвоката.

– Не хочу тебя слушать, – возмутилась Соня, – неужели мама считала нас убийцами папы?

– А это не так? – хмыкнул Максим. – Не было беседы в гараже? Нина Олеговна оболгала дочерей?

Лицо Софьи пошло пятнами, она опустила голову и с трудом призналась:

– Нет.

– Мы очень занервничали, когда папа изложил свой легкомысленный план, – вступила в беседу Лида, – он придумал несусветную глупость! Заменить себя двойником! Да тут у любого человека ум за разум зайдет, я не понимала, что предлагаю!

– Мы просто болтали, – всхлипнула Соня, – это обычный разговор.

– И как я сам не догадался, – безо всякой улыбки протянул Макс, – нормальное дело для девочек: побалабонить языками на тему скорейшего убийства горячо любимого папочки.

– Поймите, – взмолилась Соня, – мы обожали родителей!

Денис усмехнулся, Лида сжала кулаки.

– В тот день, не успев дойти до дома, мы поняли, что несли чушь! Нас охватил стыд, мы поклялись никогда не вспоминать о сцене в гараже. Тут приехал папа, сел ужинать, ему стало плохо. Все!

– Тело кремировали, – уточнил Максим, – эксгумировать нечего. Следов яда теперь не найти. Девочки, снимаю шляпу! Но вы плохо знали свою маму! Давайте дослушаем запись. Лампа, почему ты молчишь?

– Хочу дослушать рассказ Нины Олеговны до конца, – ответила я.

– Это пожалуйста, – кивнул Максим, – кстати, если кто задумал схватить диктофон, вышвырнуть его в окно или раздавить каблуком, то может не стараться, у Дениса сделано несколько копий. Ведь правда?

Тщедушный очкарик молча кивнул и снова включил запись. Исповедь Пронькиной продолжалась.

– Я пребывала в ужасном состоянии и пыталась найти хоть какую-нибудь точку опоры, но с каждым днем мое горе делалось все громаднее. Софья и Лидия умело скрывали свои истинные чувства, при посторонних они изображали скорбящих дочерей, но дома забывали о трауре: слушали музыку, смотрели телевизор, носили яркую одежду, а на Новый год устроили вечеринку. Я впервые не стала ставить спектакль, но дочери созвали табор и плясали до утра.

Соня повернулась к Лиде:

– Сколько раз я тебе говорила: она на нас дуется, надо поговорить по душам, а ты лишь отмахивалась: «Ерунда, она переживает из-за смерти папы!»

– Кто же знал, какая чушь царит у нее в голове, – огрызнулась Лида, – нет, она точно разума лишилась! Что за абсурдные обвинения! «Смотрели телевизор!» Мы обязаны интересоваться новостями! А тридцать первого декабря в доме собралась узкая компания, и никаких оргий с фейерверком и буйными танцами мы не затевали. Выпили шампанского, поболтали о пустяках и разошлись.

– Нам следовало быть более внимательными к маме, – всхлипывала Соня, – она в новогоднюю ночь даже не высунулась из своей спальни, сослалась на головную боль. И вообще, это твоя идея!

– Ты о чем? – заморгала Лида. – Компанию мы созывали вместе.

Софья сгорбилась.

– Я говорю о папе. Ты начала тот разговор в гараже, и вот теперь мы расхлебываем его последствия!

Лида вскочила с дивана, постояла мгновение и бросилась к сестре.

– Девочки, брейк! – приказал Максим. – У вас еще будет время подраться в камере следственного изолятора.

– Мы туда никогда не попадем! – взвизгнула Лидия. – Сейчас не сталинские времена!

Соня тихо заплакала.

– А если нас арестуют, то непременно разделят, в одну камеру не сажают тех, кто по одному делу идет. Я умру без Лидочки, я ее люблю, не выдержу без нее...

Лидия обняла сестру.

– Ну, хватит! Дослушаем бред, который мама невесть зачем придумала, и уедем отсюда.

Денис вновь включил временно приостановленный диктофон, и Нина Олеговна продолжала сыпать обвинениями.

Вдове очень хотелось увековечить память мужа, и она решила выпустить диск с его песнями, рассказав всему свету, что рок-певец Малыш и Константин Львович Пронькин – один человек. Нина Олеговна понимала: ни дочери, ни зять не обрадуются ее решению, и тайком обратилась в звукозаписывающую студию. Работа пошла быстро, но Софья с Лидией узнали о планах матери. Разгорелся скандал, и дочери заявили родительнице:

– Папа сошел с ума, а ты ему потворствовала. Он умер, ему уже все равно, а выпуск диска больно ударит по нашей репутации, прекрати немедленно.

Нина Олеговна отказалась, но дочери пригрозили:

– Объявим тебя сумасшедшей, – и мать испугалась: она прекрасно представляла, на что способны ее «безупречные девочки».

С того дня вдову практически никогда не оставляли одну. Лида уволила из дома прежнюю прислугу, которая служила в особняке не один год и была предана хозяйке. Теперь комнаты убирали молчаливые тайки, а на кухне командовала эстонка Кристина, великолепно говорящая по-английски и знавшая по-русски всего два слова: «да» и «нет». Даже садовников заменили таджиками, и побеседовать с ними Нина Олеговна не могла.

Ближе к весне дочери сначала намеками, а потом прямо предложили матери переписать на них всю собственность: банк, дом, участок, денежные вклады. Лидия использовала в беседах такой аргумент:

– Мамочка, ты не имеешь нужных знаний и не можешь руководить сложным финансовым организмом, а нам хлопотно бегать к тебе по каждому поводу за подписью. Если хочешь оставаться юридической владелицей, пожалуйста, но выдай нам генеральную доверенность!

Соня била на эмоции:

– Мамулечка, тебе надо развеяться, забыть о проблемах, теперь мы стоим у руля, наслаждайся садом, пиши новую пьесу к первому января. Кстати, нам нужна генеральная доверенность!

Сестры приводили разные аргументы, но их разговоры в конечном итоге сводились к одному: к бумаге, заверенной подписью.

Но Нина Олеговна отлично помнила о судьбе короля Лира, поэтому коротко отвечала:

– Нет, Константин Львович отдал дело мне, а я уважаю волю мужа.

Спустя некоторое время дочери неожиданно решили затеять ремонт особняка и объявили вдове:

– Через неделю мы переедем в «Виллу Белла», тебе же там всегда нравилось! Мы хотим, чтобы ты не испытывала никаких негативных эмоций.

Нина Олеговна испугалась: похоже, дочери хотят от нее избавиться. Пронькина стала следить за домашними, говорила после ужина:

– Голова болит, пора спать, – и демонстративно уходила в свою спальню, но примерно через час на цыпочках кралась по коридорам особняка, подслушивала, подсматривала и выяснила весь план дочерей.

Он выглядел так. Через несколько дней после того, как Пронькины переберутся на «Виллу Белла», Нину Олеговну одурманят снотворным и увезут на инвалидной коляске в Ларюхино, где и убьют из пистолета выстрелом в лицо. Непосредственным исполнителем должна стать Соня. Чтобы обеспечить себе алиби, дочери расскажут в милиции историю о похищении матери. Якобы им позвонил мужчина, потребовал открыть сейф и принести на лужайку драгоценности Нины. Если криминалисты обнаружат на месте преступления следы пребывания Софьи, дочь даст разумное объяснение: она действовала по приказу преступника. Уголовник якобы очень хитер, он пригрозил раскрыть некие семейные тайны, и Пронькины ему подчинились. Желая получить бриллианты, мерзавец путал следы. То он велел Лиде отдать комплект официантке Светлане, то приказывал Вадиму забрать брюлики и отнести их в элитный ломбард. Версию о похищении нужно сообщить следователям лишь тогда, когда они усомнятся в простом ограблении. Лидия и Софья очень надеялись, что еланские борцы с преступностью не являются суперпрофессионалами. Ну откуда у ментов из небольшого городка возьмется опыт раскрытия хитрых преступлений? В Еланске, скорее всего, простые дела: сели, выпили, схватили ножи, которыми кромсали колбасу, и убили друг друга. Голос Нины Олеговны внезапно стал пронзительно-звонким:

– Вот почему дочери так хотели уехать в санаторий. И то, что не ошибаюсь в отношении их намерений, я поняла, когда увидела отсутствующую на балконной двери ручку в моем номере. Все ясно, это сделали, чтобы несчастная мать в момент нападения не сбежала через балкон. Уж простите, Лидия и Софья, но всякий раз, когда вы лицемерно-ласково желали мне спокойной ночи, я открывала выход на опоясывающую здание лоджию при помощи маникюрных кусачек. Я не могу спать в духоте.

– Просто невероятно, – прошептала Лида, – господи, мама сумасшедшая! Поверьте! Наверное, после смерти отца у нее развилась шизофрения.

Денис не стал выключать диктофон, он прибавил звук, и голос Нины Олеговны легко перекрыл речь дочери:

– Когда люди услышат эту запись, я уже буду мертва. Почему я не пошла в милицию, не рассказала о планах, которые строили коварные дочери, не уехала жить за границу и вообще ничего не предприняла? Жизнь без Константина Львовича потеряла для меня смысл, и я даже благодарна Софье и Лидии, решившим убить меня. Через несколько суток после смерти моя душа отправится искать душу мужа. Мы снова будем вместе. Господь добр и справедлив, он разрешит нам соединиться в вечности и простит мне последний грех. Но убийцы Константина Львовича должны быть наказаны, как божьим, так и людским судом.

Я сделала эту запись и отправила ее в газету. Когда-то в юности я совершила много ошибок, а мой отец в сердцах проклял меня на иконе. Олег Серафимович скончался, так и не простив меня, и я долгие годы ощущала на плечах груз отцовского гнева. Помня о своей глупой юности и моральных мучениях в зрелости, я пыталась воспитать детей правильно. Я не хотела, чтобы девочки повторили мои ошибки. Но, видно, у каждого своя Голгофа. Я в свое время потеряла голову из-за любви к Константину и, ослепленная страстью, повела себя недостойно. Нет мне оправдания, но все же в истоке моих поступков лежала любовь. Чем руководствовались Софья и Лидия, убив отца, а потом мать? Больше всего на свете они боялись потерять реноме и деньги. Я прощаю дочерей за свое убийство, но проклинаю их за смерть Константина. Мое завещание будет прочитано в день рождения моего покойного, горячо любимого мужа. Прощайте.

Глава 29

Из диктофона раздалось тихое попискивание, потом послышался хорошо поставленный баритон мужчины, привыкшего к частым публичным выступлениям:

– Я, Чесноков Георгий Михайлович, заверяю подлинность этого заявления. Оно было сделано лично Ниной Олеговной Пронькиной, которая на тот момент находилась в здравом уме и твердой памяти. Нормальное психическое и физическое состояние госпожи Пронькиной подтверждено специалистом. Я обязуюсь отправить одну из копий в газету «Желтуха». Я обязуюсь предоставить одну из копий в следственные органы после того, как вышеупомянутое издание опубликует материал. Я не знаю содержания записи, она была совершена в студии, за звуконепроницаемым стеклом. Я могу подтвердить, что Нина Олеговна Пронькина сама говорила в микрофон, а потом передала мне кассету. Я гарантирую, что носитель информации никогда не попадал в чужие руки и его содержание не подвергалось редактированию.

Снова тишина, и опять голос, на этот раз женский:

– Я, Самойлова Генриетта Марковна, врач первой категории, кандидат наук, заведующая отделением терапии медцентра «Ово», подтверждаю: Пронькина Нина Олеговна была осмотрена мною в здании звукозаписывающей студии. Давление сто десять на семьдесят, пульс восемьдесят ударов в минуту, температура тридцать шесть и пять. При осмотре не выявлено никаких угрожающих жизни заболеваний. Имеется артрит. Проведенные психологические тесты и медицинский осмотр позволяют сделать вывод: психическое и физическое состояние Нины Олеговны Пронькиной значительно лучше, чем у людей ее возраста.

Диктофон тихо щелкнул.

– Это все, – спокойно сказал Денис. – Могу я задать вам пару вопросов?

Соня и Лида сидели на диване, не издавая ни звука. Очевидно, слова матери о проклятии произвели на них слишком сильное впечатление.

Я повернулась к Соне:

– Вы любите детективные романы?

Софья вздрогнула:

– Что?

Мне пришлось повторить вопрос:

– Вы любите детективные романы?

– Конечно нет, – возмутилась старшая дочь Нины, – жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на глупости.

– А криминальные сериалы? Смотрите их? – не успокаивалась я.

– Нет, – ответила Софья, – мне и в голову не придет развлекаться, как плебс. Что за глупейший интерес? Кто такой Георгий Чесноков? Где мать нашла этого адвоката? Все дела нашей семьи ведет Иван Ларионов.

– Я согласился приехать сюда и дать прослушать запись потому, что мне обещали эксклюзивное интервью, – напомнил Денис, – сейчас моя очередь задавать вопросы.

Дверь моего номера распахнулась, появился местный милицейский начальник Федулов. Из-за его квадратной спины выглядывали два мужика в фуражках.

– Софья Константиновна Пронькина? – забыв поздороваться и не обращая ни малейшего внимания на остальных присутствующих, спросил он. – Пройдемте с нами.

Лицо Сони вытянулось:

– Почему я? Куда? Зачем?

– Надо разобраться, – объявил Федулов, – попрошу без шума. Лидия Константиновна Краснопольская, тоже проследуйте в машину.

– Мы обратимся к адвокату, – заявила Лида, – прямо сейчас. Вы не имеете права!

– Ну, правов-то у меня достаточно, – хмыкнул Федулов и сунул Лиде под нос какую-то бумагу. – Ознакомьтесь! Подпись и печать! Давайте по-тихому. Или вам нужен скандал?

– Минуточку, а мой эксклюзив? – напрягся Денис.

Соня вскочила с дивана и бросилась ко мне:

– Евлампия Андреевна, нас оболгали, подставили. Мы ни в чем не виноваты. Я очень любила родителей, произошла ужасная ошибка.

– Кто-то решил от нас избавиться, – закричала Лида, – маму обманули! Мы никогда не обсуждали ее убийство! Поверьте!

Федулов крякнул, мужики в форме приблизились к сестрам. Лидия со всего размаха треснула одного из них по плечу:

– Убери свои грязные лапы! Не прикасайся ко мне!

Федулов укоризненно покачал головой.

– Ваще-то, Лидия Константиновна, такое поведение называется нападением на лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей, и уголовно наказуемо. Еще раз прошу: давайте без истерик. Там во дворе народу много толчется, всем любопытно, чего мы сюда прикатили. Ну не выводить же вас в наручниках, стыдно, ей-богу.

Лида выпрямилась и схватила за плечо поникшую Софью:

– Мы пойдем сами. А вы сделайте вид, что просто везете нас для беседы. У нас репутация! Имидж!

Федулов уставился на Лиду с выражением ботаника, который в центре Москвы, на Тверской, увидел пробивающиеся сквозь асфальт эдельвейсы.

– Ну, ладно, – неожиданно согласился он, – ступайте тихонечко, руки за спину не закладывайте, садитесь в «козлик» без разговоров.

Соня сделала пару шагов, потом кинулась ко мне:

– Я не виновата! Это подстроено! Поверьте! Похититель правда нам звонил! Помогите, ну помогите же!

– Какой у него был голос? – спросила я.

– Нормальный, – закричала Соня, – совсем обычный.

– Попытайтесь вспомнить нечто приметное, – начала я и была остановлена Федуловым:

– Ну, хорош! А то передумаю по поводу наручников!

Соня сгорбилась и воскликнула:

– Я здесь ни при чем!

– Скажите, ваша мама на Новый год ездила в «Виллу Белла»? – спросила я.

– Нет, – помотала головой Софья, – она тут только летом отдыхала, а что?

– Ничего, – пробормотала я, – так, небольшая странность.

– Идите, – гаркнул Федулов, – больно много разговорчиков. Чем воняет в этой комнате? Тут что, крыса сдохла?

– А мой эксклюзив? – словно заезженная пластинка, повторил Денис, когда женщины и милиционеры вышли из номера.

– Судя по выражению лица Лампы, будет тебе сейчас бомба, – заявил Макс. – В чем дело? Котик, отчего ты не радуешься? Твое чувство вины перед Ниной Олеговной теперь должно исчезнуть навсегда.

– Что-то здесь не так, – протянула я, – не складывается пазл.

– А по мне, так все части идеально совпали! – не согласился со мной Максим. – Или ты не уверена в подлинности записи?

Я встала и подошла к балконной двери.

– Нет. Голос принадлежит вдове, и она постаралась сделать так, чтобы всяческие сомнения у следствия отпали: запаслась свидетельствами от адвоката и врача. Но кое-что меня смущает.

– Выкладывай, – потребовал Максим.

– Я не очень хорошо знаю дочерей Нины Олеговны, но даже не слишком длительного контакта хватило, чтобы понять: в этой паре главная – Лида. Соня – ведомая, она нерешительна, легко впадает в панику, теряет голову и в момент стресса ищет поддержки у Лидии. Предположим, Нина права, ее дочери убили отца. Один раз перейдя черту, человек способен повторить преступление. Но почему именно Соне отведена роль киллера? По своему психологическому складу Софья категорически не способна на заранее спланированное насилие. Она запаникует, зарыдает, провалит все дело. За оружие должна была взяться Лида, но и Нина Олеговна говорит о Соне, и Коля-алкоголик видел именно ее у трупа. Вульф в своей книге утверждает: «Женщина, носящая розовые платья после двадцатипятилетнего возраста, является классическим истероидом». Но для истероида планировать преступление не характерно, в большинстве случаев они действуют спонтанно.

– Кто такой Вульф? – поинтересовался Денис.

Макс закатил глаза.

– Новый гуру Лампы, о котором я более не могу слышать. Создатель бредятины, автор псевдонаучной книги для тетушек, которые лечат все болезни приемом керосина и примочками из мочи.

Я слишком устала, чтобы спорить с Максом, поэтому просто продолжила:

– Теперь пару слов об орудии убийства. Зачем использовать огнестрельное оружие? Папеньку дочурки убрали с помощью сердечного лекарства, отчего не применить тот же метод второй раз? Просто, дешево, и никаких подозрений: вдова, о чьей глубокой скорби по безвременно ушедшему мужу знало огромное количество людей, не вынесла разлуки с супругом. Никаких вопросов не возникнет. И где сестры взяли пистолет? Куда он подевался потом?

Максим пожал плечами.

– Бросили в реку, здесь очень сильное течение.

– Все равно нелогично, – гнула я свою линию, – придуман нереальный спектакль! Похищение! Беготня туда-сюда с драгоценностями! Украсили эксклюзивными камнями официантку Свету! Отняли их у нее и отнесли в ломбард! Так ведут себя, когда непременно хотят попасться.

Макс закивал:

– Да. На то и был расчет. Ну не станут люди устраивать подобную глупость! Следовательно, был похититель. Мужчина!

– И кто он? – прищурилась я.

Максим удивленно взглянул на меня:

– Лампа, они его выдумали!

– А может, нет? – спросила я. – Вдруг Софья с Лидой не виноваты? Судмедэксперт убежден: Нину Олеговну застрелили между часом и двумя ночи, а звонок от похитителя, ну, тот, когда он дал Соне послушать голос матери, прозвучал рано утром. Нестыковка во времени. Неужели хитроумные убийцы, написавшие целую пьесу, не учли такой простой момент. Пьеса... пьеса...

– Эй, очнись, – велел Макс, – ты что?

– Еще одна мысль пришла мне в голову, – ответила я, – но она требует проверки. Интересно, можно ли посмотреть вещи Нины Олеговны? Кажется, у нее был ноутбук.

– Предположим, ты права, – кивнул Максим, игнорируя мой вопрос, – похититель существует. И каким образом он, убив Нину, через два часа после смерти заставил покойную говорить по телефону? Никак бойкий паренек – верховный жрец вуду!

Меня удивила глупость Макса. Денис, очевидно, испытал то же чувство, потому что показал на диктофон, лежащий на столе:

– А как мы услышали заяву убитой? Преступник сделал запись!

– Ну... может, и так, – без особой радости согласился Максим.

Мне захотелось во что бы то ни стало убедить его в своей правоте.

– В этом деле слишком много странностей. Как Нина Олеговна могла записать диск мужа? Она хорошо поет, но этого мало, ей должен был кто-то помогать!

– Ерунда, наняла профессионалов, – разбил мой аргумент Максим.

– Ладно, – согласилась я, – но в разговоре Соня бросила фразу: «Нас в одну камеру с Лидой не посадят. Подельников никогда не держат вместе». Не ручаюсь за точность цитаты, но суть передаю верно. И я специально задала старшей дочери вопрос про чтение и просмотр детективов. Соня имеет образование финансиста, не сталкивалась с миром уголовников, не читает криминальные романы, откуда она осведомлена о порядках в следственном изоляторе?

Максим потянулся.

– Цепляешься за ерунду, за деревьями леса не видишь!

Я подошла к дивану и села на слегка продавленную подушку.

– Макс, сконцентрируйся. Что главное для сестер?

– Безупречная репутация, – прозвучал ожидаемый ответ.

– Точно, – согласилась я, – очень показательно, что Лида утешала Соню словами: «Мы самые лучшие». Обычно-то люди говорят плачущему: «Успокойся. Все будет хорошо. Я с тобой. Все тебя любят». А здесь декларативное заявление: «Мы самые лучшие». Думаю, мы до сих пор не знаем самого главного – мотива. По какой причине Софья и Лидия убили сначала отца, а потом мать?

– Гутен таг! Приехали! – засмеялся Максим. – Да сто раз говорилось о рок-певце Малыше! Повторить? Дочки-ведьмы боялись, что шебутной папашка, сообщив миру правду о...

– Этот мотив нам принесли на блюде, – остановила я Максима, – порезали на порционные части и подали. А мы с благодарностью проглотили. Думаю, история с рок-певцом весьма негативно была воспринята и детьми, и зятем Константина Львовича, вероятно, в семье случился грандиозный скандал, но было там еще нечто, о чем все предпочитают молчать. Полагаю, корни всего в прошлом либо Нины Олеговны, либо Константина Львовича. Косвенно на это намекает вдова в своей записи. Она говорит об ошибках молодости, за которые ее проклял отец. О каких ужасных поступках идет речь? И Константин Пронькин вскользь упоминал о неких прошлых грехах.

– Ты забыла, что девушка удрала от папеньки? Ему не понравилось своеволие дочки, вот и весь ответ. Хотя, может, Нина серийная маньячка, убившая двадцать пять мужчин и решившая раскаяться? – заунывно протянул Макс. – А Константин в действительности Джек-потрошитель – Человек-Пингвин – Людоед из замка? У-у-у! Ням-ням! Всех поубивали и съели!

Еще неделю назад взрослый мужчина, который ведет себя во время серьезной беседы, как расшалившийся школьник, не вызвал бы на моем лице улыбки. Но, очевидно, я успела привыкнуть к Максиму, потому что, глупо хихикнув, велела:

– Не пори чушь. Поверь, всеми фибрами души я ощущаю: в прошлом супругов есть нечто очень нехорошее.

Максим сделал умоляющую мину:

– Лампа, если я попрошу Дениса отвернуться, покажешь мне? Да?

– Что? – не сообразила я.

– Где у тебя находятся фибры, – без тени улыбки уточнил Максим.

Я растерялась и честно сказала:

– Не знаю. Просто есть такое выражение: ощущать «фибрами души».

– Раньше из материала под названием «фибра» делали чемоданы, – неожиданно блеснул эрудицией Денис, – моя прабабушка постоянно вспоминала, как у нее в лохматом году такой на вокзале сперли.

– О, Лампа, – моментально использовал заявление репортера Максим, – а что еще подсказывают тебе чемоданы твоей души? Кстати, Денис, хочешь прикол?

Не дожидаясь ответа, он засвистел. Из небольшого пространства между шкафом и комодом выкатился мой самопередвигающийся кофр и медленно порулил к Максу.

– Видал? – засмеялся любитель розыгрышей. – Чемодан-скороход, откликается на свист, главное действующее лицо всех событий. Удрал от Лампы, въехал в номер Нины Олеговны, тут-то все и закрутилось. Интересно, он просто ездит или думает по дороге: «Я мыслю, значит, я существую»?

– Прикольно! – восхитился Денис и тоже свистнул.

Саквояж незамедлительно кинулся на зов, я решила вернуть испытателей баула-самоходки к делу:

– Нина Олеговна и Константин Львович не любили вечеринки. На всяких обязательных мероприятиях семью представляли дочери, фотографии лиц старших Пронькиных практически не появлялись в разделах светской хроники. Но, думаю, не составит труда найти их снимки.

– Что ты еще придумала? – спросил Максим.

– Есть специальная компьютерная программа, она выделяет точки лица, которые не подвержены временным изменениям, начинает искать в базе подходящее фото. Боюсь, я не слишком хорошо объяснила. Ну, смотри. Есть некий Пупкин, он имеет паспорт, права, счастливо женат и никогда не конфликтовал с законом. А потом его фото прогоняют через ту самую программу, и выясняется, что наш герой в юности отбывал срок и носил тогда фамилию Мупкин. Отсидел честно, вышел, сменил паспорт, и все: чистый гражданин. Если старшие Пронькины имели хоть малейшие правонарушения, ну, допустим, попадали в вытрезвитель, получали пятнадцать суток за хулиганство, мы тут же узнаем, в чем они провинились.

– Вау! И где можно купить эту ботву? – оживился Денис.

– Не надейтесь, эта программа предназначена лишь для служебного использования, – остудила я пыл репортера. – Даже не все криминалистические лаборатории России могут похвастаться ее наличием.

– Я бы прошерстил через нее весь шоу-биз и депутатов, – расстроился Денис, – нарыл бы компромата на век работы.

Я посмотрела на Максима, тот кивнул:

– Праздник продолжается, Аладдин снова поставил клизму джинну. А ты куда собралась?

– Хочу проверить одно бредовое предположение, прогуляюсь до Ларюхина и быстро вернусь, – пообещала я.

– Мобильный не забудь, – заботливо напомнил Максим, – я звякну сразу, как только что-нибудь выясню, держи аппарат под рукой.

Я хотела сказать Максиму, что за пару часов он ничего не узнает, думаю, целый рабочий день он потратит на то, чтобы найти криминалиста, который согласится заняться неслужебным расследованием. Но потом решила преподать Максу урок. Нахал считает себя джинном? Вот пусть и поймет – не все в его власти.

Когда я высказала желание прокатиться на оранжевом «Порше»-кабриолете, Максу просто повезло: очевидно, у него есть приятель – владелец безумной иномарки. Один звонок другу, и тачка прикатила к воротам «Виллы Белла». Еще проще было «купить» ананасиумы, тут даже говорить не о чем. И Денис моментально поехал с Максимом, когда услышал про эксклюзивное интервью. Вот пусть теперь мажор попытается договориться с сотрудником МВД, тогда и поймем, джинном какой категории он является.

Глава 30

Я завернула за угол жилого корпуса, миновала служебный вход в лечебницу, пошла по лесной тропинке и услышала визгливые женские голоса:

– Если все черпать из нее станут, никому не хватит!

– Это твое разве?

– Нет, общее.

– Вот и не лезь.

– Раскомандовалася! Иди своему пьянице замечания делай! А то он к Аньке Соковой каждую пятницу вечером шастает.

– Врешь, сука!

– Ха! Разве ты не знала? Все Ларюхино в курсе. И...

Продолжения фразы не последовало, послышались шум, визг, затем звук упавшего в грязь мешка с цементом.

Я как раз подошла к яме и увидела двух теток общим весом с тонну. Нимфы сидели в грязи и обалдело смотрели друг на друга. На поверхности жижи плавала пустая полуторалитровая пластиковая бутылка. Мне стало смешно, но я поздоровалась:

– Здравствуйте.

– Добрый день, – ответили бабы.

Я сделала несколько шагов и обернулась.

– Девочки, это просто яма с жидкой грязью. Никакими целебными свойствами она не обладает.

– Неправда ваша, – возразила тетка, волосы которой украшала ужасающая заколка в виде яркой блестящей звезды. – Лизка Филиппова тут искупалась, а на следующий день телеграмму получила: свекровь у ней померла. Яма счастье приносит.

– Иван Николаевич, наш завпочтой, сюда ночью сбегал, – подхватила вторая, – умылся, помолился, и у него ангина прошла. А вы сами кто будете?

– Я приехала отдохнуть в «Виллу Белла», – улыбнулась я, – все-таки поверьте мне, место, где вы принимаете ванну, ничем не примечательно. Вы можете простудиться, если долго тут просидите, или, что более вероятно, подхватите инфекцию, подцепите вирус. Ну сами подумайте: почтальон тут ангину лечил, другой кто-нибудь с гриппом боролся, страшно думать, какие болячки сюда люди приносят.

Дама с заколкой не дала мне договорить:

– Если сидеть с молитвой и надеждой, то ничего не пристанет, в церкви люди тыщами один лик целуют, и эпидемий не происходит.

Мне следовало идти по своим делам, но я отчего-то ввязалась в идиотский спор:

– И где вы здесь видите иконы? Не нужно повторять чужие глупости! Если сюда все ларюхинцы потянулись, то это не значит, что яма – лучший медцентр России.

– Вообще-то я не собиралась купаться, – неожиданно призналась дама с заколкой, – всего-то хотела сына умыть, а то от него одни неприятности. Позавчера у соседа мотоцикл сломал.

– Домой грязь брать нельзя! – тут же возмутилась вторая тетка, живо схватила бутылку и вышвырнула ее из ямы.

– Ах ты, гадость! – взвизгнула дама с заколкой и, недолго думая, стала топить в жиже свою обидчицу.

– Эй, прекрати, – испугалась я.

Но бабы, забыв обо мне, начали самозабвенно драться. Сначала я растерялась, но потом решила, что лучший способ успокоить злобно настроенных кошек – это вылить на них ведро воды, кинулась в лечебницу, схватила одну из стоявших в служебном коридоре пятилитровых бутылей, принеслась назад и обнаружила около ямы только одну тетку, в крайне расстроенном состоянии.

– Видали тварь? – всхлипнула она. – Уперла мою бутылку! Специально унесла, чтобы я чуток целительной грязи не прихватила! Разве эта яма ее? Наташка с детства такая, вечно ей в чужие дела влезть надо! Сначала драку затеяла, мы в жижу и упали, а теперь убежала. Как я домой пойду? Наташке хорошо, ее избушка прямо у леса, а мне через все Ларюхино шкандыбать в таком виде. Местный народ памятливый и языкастый, одна радость о соседях потрендеть. А все из-за Наташки!

Мне стало жаль тетку.

– Раздевайтесь, я оболью вас из бутыли.

– Спасибо, – обрадовалась дама с заколкой и тут же приуныла: – Голой-то я не попрусь.

– Я принесу вам из лечебницы ситцевый халат, издали он на платье похож, дойду с вами до дома, заберу казенное имущество и верну на место, – нашла я выход из положения.

Минут через десять мы быстрым шагом двинулись к околице Ларюхина. Дама с заколкой тащила с собой баклажку из-под воды, примерно на одну треть наполненную мутной жидкостью.

– Без отца Мишку поднимаю, – откровенничала она, – пашу на трех работах. Когда мальчишка в школу ходит, я еще могу за ним досмотреть, а сейчас лето, свобода, вот он и распоясался окончательно. Я надеялась на Наташку, думала, она Мишу обедом покормит, так нет! Она его за батрака считает, поставила на картошке жука собирать, парень на нее неделю пахал, а потом мне и заявил:

«Сам себе сосисок сварю или голодным сидеть буду, а к тетке не хочу!»

– Мальчик принял правильное решение, – одобрила я поведение подростка, – а вы подумайте, нужна ли вам такая подруга, как Наташа. Она с вами дерется, сама убежала, а вас оставила в грязи. На мой взгляд, ей надо было предложить вам воспользоваться душем на ее участке. И нехорошо чужого ребенка на свой огород выгонять.

– Она мне не подруга, – ответила дама с заколкой, – вечно людям гадости делает, ну как с такой корешиться? Она...

– Правильно, – невежливо перебила я тетку, – друзья должны быть надежными.

– Она мне сестра, – сказала моя спутница, – погодка. Наташка первой родилась, а уж потом я, Маша.

Секунду я переваривала услышанное, потом представилась:

– Меня зовут Лампа. Наташа – ваша родная сестра?

– Точно, – подтвердила Маша, – разве мне с ней разойтись? Надо отношения поддерживать. Вы гулять любите? Пешком ходите? Мне неохота через центр Ларюхина идти, давайте по окружной дороге двинем, чуть дальше получится, зато никого не встретим, наши по этой тропке не ходят, боятся.

– Кого? – спросила я.

Маша рассмеялась:

– Собаку Баскервилей. Смотрели фильм? «Овсянка, сэр»!

– Хорошее кино, – одобрила я, – да только сомневаюсь, что потомки монстра из Англии перебрались в Россию.

Маша объяснила:

– У нас народ тупой, всему верит. Лет десять назад умер Сергей Водовозов, дочь его дом продала Илье, угрюмому такому парню. Он участок забором обнес, трехметровую изгородь из бетона соорудил, прямо бункер стал, а не двор. Потом наши стали поговаривать про жуткую собаку, которая в лесу поселилась. То ребятишки кошек разодранных найдут, то птиц полусожранных, один раз коза пропала. А уж когда Фаина из пятого дома на этой тропке монстра повстречала, так всем отрезало в обход бегать. Сколько лет прошло, а Файка до сих пор трясется, как тот день вспоминает, говорит: «Страшнее никого в жизни не видела». Но я знаю, в чем дело, Илья втихаря разводит бойцовых псов, говорят, обученный кобель больших бабок стоит! У соседа две суки, они щенятся, а потом парень молодняк на бродячих кошках и птицах натаскивает.

– Вот гад! – не выдержала я.

Маша кивнула:

– Некрасиво, конечно, но жить-то надо. Наши собак боятся, а я не трусливая. Правда, раньше мне страшно делалось, два раза в день, когда они выли.

– Воют два раза в день? – переспросила я.

Маша одернула халат.

– Я с Ильей вроде как в хороших отношениях, он парень одинокий, жены у него нет, а мне копеечка нужна. Вот я и согласилась побатрачить. Избу ему мою, еду готовлю, никому из наших о приработке не болтаю. Один раз подзадержалась чуток, прибежала к нему около одиннадцати вечера. Стою, картошку чищу и вдруг слышу! У-у-у! Словами не описать! У меня кишки заледенели! Короткий звук, всего пару секунд, но я чуть в очистки мордой не упала. Потом вроде в себя пришла и давай Илью звать.

Он на кухню вошел и спокойно так спрашивает:

«Ну, чего случилось?»

Я ему про вой, а он только усмехнулся:

«Это Паулина, старшая из собак. У нее привычка появилась: увидит, как я миску с едой несу, морду задерет и взвоет. Один раз всего, зато громко».

«Наши дома почти впритык стоят, интересно, почему я раньше ее не слышала?» – говорю ему, а сама удивляюсь.

«Так она только вчера этот трюк освоила, – пояснил хозяин, – утром я зашел в вольер, а она как затрубит, я чуть всю жрачку от неожиданности не выронил. Ты небось уж на работу ушла».

Маша перевела дух и перекрестилась.

– Не нравятся мне такие собаки, ни потискать, ни на диване поваляться. Илюхины псы воспитанные, без команды ничего не сделают, не лают, молча всех встречают. Но так смотрят! Ну чисто человеческие глаза! Меня они хорошо знают, за свою считают, если Илья разрешит, могут приласкаться подойти, тычут свои головы мне в руки, но я их боюсь, стараюсь к ним подлизаться.

– Наверное, соседи жалуются на вой? – предположила я.

Маша помотала головой:

– Нет, никто ничего не слышит. Илюхин дом, мой и бабы Клавы особняком стоят, потом идут три пустых участка. Там раньше семья Володкиных дачу держала, ох и богатые люди были, сам – прокурор, жена – хозяйка магазина, сын с невесткой бизнесом занимались. Из Москвы они, сюда только отдыхать ездили, много земли купили, два дома отгрохали, а три года назад погорели. Народ болтает, прокурор взятки брал, кто-то ему отомстил. Уж не знаю, правда ли, нет, но больше они сюда не заглядывают.

– Вы, наверное, всех в Ларюхине знаете, – продолжила я беседу.

Маша кивнула:

– Конечно, я ведь тут родилась! Хотя в последнее время кое-кто из стариков дома продает. У нас тут ни воды, ни газа. Ведра нужно из колодца тягать, машину с баллонами караулить! Знаешь, какие порядки? Чтобы тебе пустую чушку с пропаном на полную поменяли, надо непременно порожнюю емкость сдать. Ну, типа, как в советское время мы кефир покупали: принес чистую бутылку, доплати и возьми полную. Не получится дома запасной газ иметь. Ну, а теперь гляди, что вытанцовывается. Закончилось у тебя топливо для плиты, а машина с новым только через три дня прикатит! На электроплитке готовить надо, а счетчик мотает, рубли так и щелкают! Вот кое-кто из наших и надумал в Еланск перебраться, там квартиры с удобствами. Уже двое переехали, а в их хатках москвичи себе дачи оборудовали.

Я отлично знаю: хочешь нарыть нужные сведения – не прерывай болтуна. В потоке пустого трепа непременно мелькнет золотая крупинка. Но главное, чтобы ваш собеседник не сообразил – его используют в качестве информатора. К нужной теме следует подбираться осторожно. Мне, прежде чем задать Маше основной вопрос, пришлось заезжать издалека, выслушать рассказ про собаку, соседа, баллонный газ.

– Дача – это хорошо, – подхватила я тему, – но кое-кто не хочет связываться с собственным домом, слишком много хлопот, лучше снять на лето дачу. Здесь, наверное, многие сдают?

– Конечно, – закивала собеседница, – те, у кого свои дома с участком, ну а те, что в блочных домах, тем без шансов.

– Опасно пускать к себе под крышу незнакомцев, – вздохнула я, – разные люди бывают, еще ограбят.

Маша снова быстро перекрестилась:

– Господь миловал, мерзавцев не приезжало. Один раз, правда, к Ефимковым тетка с тремя детьми вселилась, задаток отдала, а в середине августа втихаря с дачи смылась, остальное не заплатила. Вообще-то дачники в Ларюхино по многу лет ездят, родными стали.

– В основном это семьи с малышами?

– Точно, ребятам здесь раздолье, – согласилась Маша, – лес, речка, бегай не хочу, овощи с огорода, ягоды. В сто раз лучше, чем в Москве.

– А жильцы без детей бывают? – с безразличным видом поинтересовалась я. – Или просто одинокие? Женщины, мужчины?

Маша громко чихнула.

– Нет, что здесь одинокому человеку делать? Со скуки помереть можно, и молодожены сюда не поедут. В Ларюхино прикатывают только ради спиногрызов, в основном не очень богатые мамочки; у кого денег побольше, тот в Турцию свалит или в Египет на все готовое. Хотя... вон к бабе Клаве, моей соседке, сын приехал и в избе заперся.

– Это свой! – воскликнула я.

Маша зашмыгала носом:

– Похоже, я простудилась. Сын не дачник, тут ты права, но Федор от матери в незапамятные времена уехал и в Ларюхино носа не показывал ни разу, денег не присылал, не помогал ничем. Баба Клава пару лет назад руку сломала, в гипсе щеголяла, мне ее жаль стало, ну я и подкармливала старуху, самой-то ей щи не сварить. И живет она скромно, на пенсию да на деньги, что от дачников получает. Сдает много лет подряд избу на лето Тане Фадеевой, у той мальчик-инвалид, на костылях ходит, и еще две девчонки, они на моих глазах выросли. Баба Клава им весь дом отдает, а сама в сарай съезжает. Но только в этом году она Фадеевой отказала. Дачники обычно тридцать первого мая заезжают, не хотят ни один оплаченный день пропустить, а в этом году, гляжу, седьмое июня прошло, и никого. Ну и спросила у соседки:

«Где Таня с ребятами?»

«Устала я от чужих, – запричитала баба Клава. – шум, гам, голова от детей болит, да и в сараюшке сыро. Хочу хоть одно лето по-людски провести».

– Вполне объяснимое желание, – подтолкнула я Машу к дальнейшему рассказу.

Она остановилась у свежевыкрашенного забора и пнула калитку:

– Заходи, добрались. Что-то мутит баба Клава. Знаешь, чего я думаю? Федор ее – уголовник, в тюрьме жизнь провел, небось сейчас от ментов в Ларюхине скрывается. Давай я тебя своим фирменным чаем угощу, больше ни у кого такого не попьешь.
Глава 31

Чай у Маши оказался замечательным, и я абсолютно искренне сказала:

– Очень ароматный напиток. А почему ты решила, что к старухе сын вернулся? Отчего считаешь его причастным к криминальному миру?

Маша округлила глаза:

– Про Федю бабка сама сообщила. Пришла я к ней в конце июля по делу, уж не помню по какому, чего-то мне понадобилось. Вошла в сени и кричу:

«Бабуся! Можно?»

А она не отвечает! Мне прям неприятно стало. Пожилой человек, мало ли чего случилось! Ну я и заглянула в зал. Смотрю, баба Клава жива-здорова, в новый телевизор глядит, так сериалом увлеклась, что ничего вокруг не слышит. На столе у нее печенье и конфеты шоколадные. Я давай кашлять, бабка очнулась, засуетилась, да поздно, уже видела я и коробку и телик. Старуха чуть не зарыдала:

«Машенька, мы с тобой жизнь бок о бок проводим, много чего друг про друга знаем, не болтай лишнего. Федя вернулся, он мне денег дал, телевизор купил, сам вот-вот сюда приедет, пожить хочет. Внимания ему не надо, он тишины хочет».

Маша налила в чашки новую порцию заварки.

– Я не сплетница, только тебе и рассказала про Федю, но ты чужая, по Ларюхину звон не поднимешь. Вот, значит, почему бабка Таньку Фадееву бортанула, она сына ждала, а тому посторонние глаза и уши без надобности. Приехал когда, не скажу, я только три дня назад поняла, что мужик объявился, мельком его увидала. Так, ничего особенного, темные волосы, кудрявый, бородка такая аккуратная. На профессора похож, не деревенский мужик.

– Только что ты его уголовником назвала, – напомнила я.

Маша опустошила свою кружку.

– Вид и сущность – разные вещи. Сверху он интеллигентный, но чего со двора не выходит? Взаперти сидит, наружу даже носа не высовывает. Баба Клава в сарай слиняла, не очень-то сыночек с мамкой общаться хочет, небось заплатил старухе за постой и приказал:

«Хиляйте, мамо, вон, не фига тут старушатиной вонять».

– Сказанное тобой доказывает, что Федор плохой сын, но никак не свидетельствует о его неладах с законом, – подначила я Машу и вздрогнула от резкого звука.

В дверь заколотили, потом снаружи послышался детский голос:

– Тетя Маша, открой!

Она встала и высунулась в открытое окно.

– Что надо?

Раздался шорох, и тот же дискант заныл:

– Тетя Маша, дайте лестницу, мы живо слазаем!

– Опять! – укоризненно сказала хозяйка. – Куда теперь он угодил?

– На вашу крышу!

– Туда лезть нельзя, черепицу мне продавите, – отрезала Маша.

– Не, он сбоку повис, на отливе, – заныл голосок.

– Стой там, никуда не ходи, – распорядилась Маша и пошла к выходу.

– Что случилось? – спросила я, вставая из-за стола.

– Сережка, дачник Никитиных, пришел, – объясняла хозяйка, пока мы выходили во двор, – ему отец игрушку купил, мне на горе. Полюбуйся! – Маша ткнула пальцем вверх: – Видишь?

Я присмотрелась. На крыше, зацепившись за водосток, висела довольно большая фигура человека-паука.

– Тетя Маша, – заныл белобрысый паренек, – не сердитесь! Я не нарочно!

– В субботу ты пять раз прибегал, – укорила мальчика Маша, – в воскресенье сначала ни свет ни заря меня разбудил, а вечером из душа вытащил. А кто мой огород в понедельник потоптал, пока я на работе была?

– Бомжи, наверное, – не моргнув глазом, со-врал Сережа, – папа говорит, их в лесу много.

Маша уперла руки в боки:

– Да ну? А слоны с леопардами у нас не водятся? Больно маленькие следы от кроссовок на грядках отпечатались. Либо бомжи – гномики, либо первоклассник бегал. Ладно, в последний раз прощаю.

Продолжая отчитывать малыша, хозяйка приставила к стене лестницу и приказала:

– Лезь. Смотри не упади.

Ребенок ловко вскарабкался по ступенькам и спустился вниз, сжимая в руке игрушку.

– Можно посмотреть? – спросила я. – Что это у тебя?

Сережа с жаром начал рассказывать:

– Суперсамолет, работает или от пульта, или от батареи. Вон туда впихиваешь питание, и он летит!

– Верно, – влезла в разговор Маша, – малый его аж с соседней улицы запускает, и ко мне во двор попадает. Лучше ты радиоуправлением пользуйся.

– Я хочу рекорд дальности установить, – затрещал Сережа, – с кнопками неинтересно, а с батарейкой супер, летит, пока заряд не кончится.

– Маленький самолетик, а такого большого человека-паука унес, – пробормотала я.

– Он транспортный, – стал расхваливать игрушку владелец, – вот тут универсальное крепление, за него любую вещь прицепить можно. Я чего только не поднимал! Знаете, какой у меня рекорд? Бутылка с квасом! В ней полтора кило веса!

– Здорово, – согласилась я.

Сережа выхватил у меня из рук самолетик.

– Спасибо, тетя Маша.

– Запускай его в противоположную от моего дома сторону, – строго сказала Маша.

– Так там вокруг деревья, – заныл мальчик, – только в одном месте пусто! Самолет сразу в ветках запутается, не улетит далеко.

– Хочешь, чтоб я его отняла? – прищурилась женщина.

– Ну, теть Маша, вы же добрая, – захныкал Сережа.

– Точно, – усмехнулась она, – но вон там, за забором, живет дядя Илья, и он злой. Попадет к нему на двор самолет – и привет! Ну, беги.

Мальчишка убежал, Маша показала на изгородь:

– Илья новый сортир поставил, он прямо у забора бабы Клавы. Старуха просила туалет перенести, нельзя впритык к чужой территории его располагать. Да Илье указа нет, послал бабку далеко и надолго и пригрозил: «Пожалуешься в управу – беда приключится». А потом я смотрю – нету будки, Илюха ее в противоположный конец участка утянул. Его Федор заставил, больше некому. Вот почему я думаю, что он из уголовников. Илью тут все боятся, а Федор с ним справился.

Поблагодарив Машу за вкусный чай и забрав у нее ситцевый халат, я пошла к калитке бабы Клавы, постучала, не дождалась ответа и без спроса ступила во двор.

Весь вид старенького дома говорил об отсутствии у хозяйки денег и крепких рук. Крылечко покосилось, одна из ступенек отсутствовала, оконные рамы были давно не крашены, а входная дверь, когда я потянула ее за ручку, жалобно заскрипела.

Из избы пахнуло сыростью и неожиданно дорогим мужским одеколоном. Я сразу узнала аромат: покупала такой на Двадцать третье февраля Костину, цена у небольшого флакона оказалась немаленькой, но я решила не жадничать, очень уж приятно он пах: грейпфрутом, сандалом и немного перцем. Вовке очень понравился презент, и, похоже, сын бабы Клавы – фанат того же парфюма.

– Есть кто живой? – крикнула я.

– Входите, – раздалось изнутри, – незачем орать, не на пожаре.

Я вошла в комнату и наткнулась на крохотную, смахивающую на сухую саранчу старушку.

– Кто ты такая и чего тебе надо? – накинулась она на меня.

– Вы баба Клава? – спросила я.

Пенсионерка не стала приветливей:

– Допустим.

– Мне Маша посоветовала к вам обратиться. Хочу дом снять, на конец августа и сентябрь.

Баба Клава расслабилась:

– По правильному адресу пришла. Осматривайся. Изба невелика, но места хватит. С семьей или одна?

– Нас четверо, – сочиняла на ходу я.

Старуха кивнула:

– Чем больше, тем веселей. Ты стоишь в зале, это общая комната, еще есть две, пошли.

Я двинулась за старухой. В первой светелке было много икон, а просторная кровать оказалась украшена горой подушек и покрывалом с кружевным самовязаным подзором. Во второй на постели лежало скомканное одеяло, на тумбочке стоял недопитый стакан с чаем, на полу валялись смятые газеты и журналы.

– Не обращай внимания, – поспешила оправдаться баба Клава, – тут ко мне родственник погостить приехал, а чего с мужика взять? Порядка от него не жди. Не волнуйся, уберу все дочиста, цену не заломлю, вот задаток попрошу.

– Для четырех человек здесь мало места, – ответила я, – и мы не планировали жить в одном доме с посторонним мужчиной.

– Так он уехал, – обрадованно сообщила баба Клава, – на автобусе к станции подался.

Я на секунду выпала из роли будущей дачницы:

– Куда?

Бабка облокотилась о комод.

– Мне не отчитывался. Час назад умелся, и слава богу, надоел, не привыкла я к мужикам в хате. Когда задаток принесешь?

Я быстро дала задний ход:

– Надо с мужем посоветоваться, он у нас в семье по расходам главный.

Старуха потеряла ко мне интерес.

– Думай быстрее, в Ларюхине дачи пустыми не стоят.

Я вышла на улицу и не спеша побрела в сторону «Виллы Белла», в голове была каша из обрывков сведений, услышанных от разных людей. Конечно, интересно, какие факты сообщает тебе человек, но еще занимательнее то, о чем он умалчивает.

В кармане заработал мобильный.

– Ты где? – спросил Макс.

– Гуляю, – ответила я.

Вот вам хорошая иллюстрация на тему замалчивания информации. Соврала ли я сейчас Максиму? Нет. В самом деле, иду по лесной тропинке, дышу свежим воздухом. О своем посещении Маши и бабы Клавы я промолчала, но ведь Макс спросил не «Куда ты ходила?», а «Где ты?». Согласитесь, это разные вопросы, и меня нельзя считать лгуньей.

– Ты оказалась права, – продолжал Максим, – я слышал, что у женщин хорошо развита интуиция, но ты побила все рекорды.

– Пока не пойму, о чем речь, – растерялась я.

– Фото Пронькиных прогнали через упомянутую тобой программу идентификации. Результат неожиданный, – сообщил Макс, – жду тебя в санатории.

Я ахнула:

– Как прогнали через программу? Ты успел найти специалиста?

– Да, – скромно подтвердил Макс.

– С ума сойти! – вырвалось у меня.

– Ерунда, – фыркнул Максим, – это задание для разминки, я даже вспотеть не успел, позвонил в лабораторию и приказал: «Сделать незамедлительно». Начальник каблуками щелкнул: «Йес, сэр», – и кинулся выполнять.

– Сомневаюсь, что тебе ответили: «Йес, сэр», – вздохнула я, – среди российских граждан эта фраза не слишком популярна.

– А кто говорит о России? Я обратился в Лас-Вегас, к Грисому, – серьезно заявил Макс, – задание выполнял Уоррик Браун!

– Увы, Уоррика Брауна убили то ли в прошлом, то ли в позапрошлом сезоне, – засмеялась я, – а Грисом ушел из лаборатории, он переехал к Саре, решил на ней жениться. Я тоже смотрела сериал «CSI: Лас-Вегас», а ты, похоже, пропустил много серий.

– Ты где? – снова спросил Макс.

– Вхожу в холл санатория и вижу твою спину, – ответила я.

Едва я открыла дверь своего люкса, как в нос ударил омерзительный запах, пришлось немедленно распахнуть дверь на балкон.

– Может, ты перестанешь увлекаться гороховым супом и фасолевым пюре? – поморщился Макс.

– Что за мерзкие намеки? – обозлилась я. – Меня тут не было! Вероятно, сломалась канализация!

Макс схватился за телефон:

– Аллочка, зайди в люкс к Романовой.

Не успел он положить трубку на столик, как в номер без стука вихрем ворвалась Алла Михайловна. Может, она бродит по коридорам в ожидании вызова от постояльцев?

– Уфф! – скривилась владелица санатория. – Ну и мерзость! Чем это несет?

– Душенька, именно этот вопрос и беспокоит Лампу, – вкрадчиво промурлыкал Максим, – согласись, неприятно жить в сортире на остановке маршрута Занюханск – Гадюкино. Предполагаю, что под полом сдохла крыса! Какое решение примем?

Алла постаралась скрыть гнев, а я вспомнила, что к нашему прерванному разговору докторша так и не вернулась.

– В «Вилле Белла» нет грызунов! Сейчас пришлю слесаря, вероятно, это засор в фановой трубе.

– И одновременно пусть придет горничная и перенесет вещи постоялицы в другой номер, – распорядился Макс, – Лампа не должна наслаждаться вонью.

– Починим, проветрим, – затараторила Алла, – зачем Евлампочке Андреевне лишние хлопоты? Она тут уже обжилась!

– Хлопотать будет прислуга, а Лампа пойдет в ресторан ужинать за счет заведения, – отрезал Макс.

– У нас нет свободных номеров, – выдавила Алла.

– Это не наша печаль! Найди, – не сдался Максим.

Я не люблю оказываться в центре скандала, даже чужое выяснение отношений вызывает у меня комплекс вины и желание очутиться за тридевять земель от тех, кто орет друг на друга. И уж совсем невыносимо стать основным действующим лицом свары, поэтому я смущенно забубнила:

– Алла Михайловна права, трубу приведут в порядок, номер проветрят, все будет отлично. И где найти свободную… Ой!

Только что ущипнувший меня Макс повернулся к Алле:

– Люкс Юрия не занят.

Хозяйка замахала руками:

– Это невозможно.

– Номер пуст, – стоял на своем Макс, – Юрий сейчас в Майами, я с ним ночью беседовал, раньше октября он из Штатов не вернется. Проблема решена, зови сюда девок. Робби, фью-фью!

Чемодан, словно Сивка-бурка, возник в центре комнаты, но Алла не обратила внимания на кофр-скороход.

– Я не могу...

– Так, – бесцеремонно перебил ее Макс, – неуважение, оказанное моей девушке, является неуважением, проявленным ко мне, а неуважение ко мне...

– Максик, – замела хвостом Алла, – но я же не знала, что вы вместе!

– Сейчас же поставлю на лоб Лампе фирменное клеймо нашего рода, – гаркнул Макс, – а пока я ее везу в тату-салон, Романову устраивают в Юркином люксе с непременным комплиментом от заведения за причиненные неудобства. Айн, цвай, начинай! И запомни: кто обидит Лампу, тот будет иметь дело со мной. Андестенд, май лав? Гуд-бай, беби!

Алла безостановочно кивала, Макс схватил меня в охапку и выпихнул за дверь.

– Пошли, – приказал он – двигаем на второй этаж.

– Может, не стоило так резко? – промямлила я. – Неудобно как-то!

Максим прижал меня к стене:

– Запомни, люди делятся на две категории. Первая, очень малочисленная, способна оценить интеллигентность собеседника и никогда не воспользуется ею в своих целях. Вторая, имя ей легион, считает застенчивость и нежелание конфликтовать слабостью и готова со счастливой улыбкой пинать того, кто не хочет выяснять отношения. Алка принадлежит ко второй. Сегодня ты согласишься остаться в вонючем номере, завтра тебе в ресторане подадут тухлую рыбу. Алла Михайловна понимает только язык пощечин, вот сейчас она тебя зауважала и будет впредь перед тобой ковром стелиться. И потом, ты заплатила немалые деньги за комфорт, испорченная канализация – не твоя забота.

– Мне не нужно уважение Аллы, – пискнула я.

– А мне не нравится, когда обижают мою бабу, – рявкнул Макс.

Я вытаращила глаза, но решила промолчать, Максим выглядел по-настоящему взбешенным. Потом скажу ему, что не надо называть меня «моя баба». Я свободная женщина, я ничья.

Макс быстро зашагал по коридору, я поторопилась следом, пытаясь разобраться в букете непонятных эмоций. До сих пор никто не считал меня своей женщиной и никому не приходило в голову защищать госпожу Романову от неприятностей. Я справляюсь с невзгодами сама. Уйдя от мужа и похоронив Ефросинь[6] я превратилась в сильного, самодостаточного человека, независимого как в материальном, так и моральном плане. Я больше не слабая, вечно больная незабудка, неспособная зашнуровать себе ботинки.

Но сейчас на секунду я вновь ощутила себя маленькой девочкой, у которой есть сильный папа, и растерялась от того, что испытываю к Максиму благодарность.

Глава 32

Едва мы вошли в номер Макса, как хозяин сунул мне листки:

– Читай.

Я села в кресло и углубилась в текст. Честно говоря, я подозревала, что в далеком прошлом четы Пронькиных есть некрасивая тайна, но правда оказалась шокирующей.

Настоящая фамилия Константина была Пронь. Мальчик рос в неблагополучной семье. Непонятно, по какой причине он получил отчество «Львович»: своего отца ребенок никогда не видел, а вечно пьяная мать не могла сказать, от кого родила сына. Наверное, Алине просто нравилось имя «Лев». Когда Костику исполнилось шесть лет, маменька благополучно отравилась суррогатной водкой и умерла. Впереди замаячила перспектива детдома, но тут совершенно неожиданно отыскался Валерий, брат непутевой Алины, он взял племянника на воспитание. Валерий считался женатым человеком, но жил один в небольшой квартирке, служил оператором в газовой котельной, одевался неприметно, получал маленькие деньги. Сначала Костя радовался новой жизни: он теперь имел чистую постель, вкусную еду, игрушки, Валерий даже купил ему велосипед, а летом повез племянника на море.

Но классе в третьем Костя стал удивляться. Скромный оператор котельной, похоже, ни в чем не нуждался. Если одежду Валерий носил скромную, то на харчах не экономил, покупал мясо на рынке, приносил раздобытые невесть где деликатесы. И уж совсем шикарно он жил в Сочи, снимал там у говорливой Кристины двухэтажный кирпичный дом, кормил Костю виноградом, клубникой, персиками, чурчхелой, грецкими орехами, ачмой. Иногда Валера сам становился к плите и готовил сациви, хачапури, долму. В дядьке явно пропадал повар, Костя даже облизывал тарелки – такую вкуснотищу готовил опекун.

Лет в тринадцать Костя случайно стал свидетелем скандала между Кристиной и Валерием.

– Еще раз за руку поймаю, – шипел дядька, – враз всего лишишься.

Дальнейший разговор принял излишне откровенный характер, и Костя неожиданно понял: двухэтажный кирпичный дом с немереным участком и громадным садом принадлежит Валере, Кристя – подставное лицо.

Костя провел несколько бессонных ночей, потом пришел к дяде и прямо спросил:

– Чем ты занимаешься?

Валера прикинулся удивленным:

– Отдыхаю.

Но Костя проявил упрямство:

– Я знаю, чей это дом! Лучше скажи мне правду.

Валерий улыбнулся:

– Вырос мальчик. Я зарабатываю деньги, скоро отойду от дел, ты вместо меня поле вспахивать будешь.

– А как ты все это добываешь? – полюбопытствовал Костя.

– Есть такие лекарства, – объяснил Валерий, – их употребляют очень больные люди, которым уже ничего не помогает. Врачи им таблетки не прописывают, не хотят умирающим помогать, а мне бедняг жалко, вот я и торгую. Но об этом никому ни слова говорить нельзя, если меня поймают, то посадят на много лет, а ты очутишься в детдоме. Я тебе все чуть позднее детально объясню, а пока молчок. Если хочешь, можешь помочь, мне нужен в деле свой человек.

Через год Костя великолепно разбирался в наркотиках и мог на глаз определить, с чем смешали кокаин: с мелом или зубным порошком. У поставщиков не было шансов обмануть глазастого, умного паренька, который, лишь мельком посмотрев на «травку», тут же сообщал, откуда она прибыла: из Средней Азии или из Ирана. В четырнадцать лет Костя придумал, как транспортировать большие партии анаши из Казахстана. К делу привлекли военных летчиков с местных авиабаз. Трава формировалась в виде больших прямоугольников и простегивалась полосатым полотном. Хитрый матрас летел в Москву в багажном отделении военного самолета. Никто не обращал внимания на не слишком чистую «подстилку», за которой потом приезжал курьер.

В шестнадцать лет Костя начал использовать маленьких среднеазиатских девочек. Первоклашки, одетые в национальную одежду, в красивых тюбетейках, с множеством косичек, приезжали в Москву на поезде. Времена стояли идиллические, СССР был единым государством, никаких границ, таможни и паспортного контроля не существовало, билеты в вагоны продавали, не требуя удостоверения личности. Таджичка или узбечка, окруженная десятком детей, не вызывала ни удивления, ни настороженности. Героин, упакованный в узкие длинные «колбаски», умело вплетался в волосы малышек. За один раз привозили около двух килограммов, содержимое разбавляли, чистым героином никто не торговал, получалось много «дури».

Когда Косте исполнилось восемнадцать, дядя, научивший племянника всем хитростям ремесла наркоторговца, умер. Константин остался жить в Люберцах, в маленькой квартирке, от армии он с успехом откосил, купив справку о болезни. Парень нашел техникум, где обучали строителей, и договорился с директором. Константин Львович Пронь числился среди учащихся, но в аудитории его никто не видел. Спустя год Костя понял – наркотики хорошо, но настоящие деньги можно сделать только на золоте. Меньше двенадцати месяцев понадобилось юному дарованию, чтобы поднять новый бизнес.

Нина Олеговна Ясина в те годы вела тихую жизнь девушки из многодетной семьи. Ее отец, священник Олег Серафимович, строго воспитывал детей. Дочери вставали в шесть утра, обливались холодной водой в любую погоду, ели скудно, носили многократно заштопанную одежду и готовились рано или поздно уйти в монастырь. Нина, обладательница редкого по красоте сопрано, пела в церковном хоре. Судьбы Кости и Нины были явно написаны на небесах. Пронь и девушка, собравшаяся стать монахиней, никоим образом не должны были встретиться, они жили на разных планетах. Но в дело вмешался дождь.

Как-то раз Костя направлялся по своим делам мимо храма, где шла служба. Именно в тот момент, когда парень поравнялся со зданием, с неба стеной хлынул ливень, юноша забежал в церковь и услышал ангельски прекрасный голос.

Пронь обладал певческим даром, в школе с удовольствием посещал музыкальный кружок и одно время даже хотел пойти играть в какой-нибудь ансамбль. Костя простоял до конца службы, дождался Нину и пригласил ее в кино. Ниночка, никогда не заводившая романов с молодыми людьми, неожиданно согласилась, и парочка пошла сначала на сеанс, потом в кафе-мороженое, затем просто гуляла по Москве. Стоял июнь, темнело очень поздно, и Нина, никогда не посещавшая ни кинотеатр, ни ресторан, практически не общавшаяся с представителями противоположного пола, совершенно забыла о времени. Опомнилась она глубоко за полночь.

Костя проводил девушку до дома, у ворот ее поджидал отец.

– Где ты была? – сурово спросил он.

Нина испугалась, а Константин вежливо ответил:

– Мы гуляли. Ничего страшного, сходили в кино и съели мороженое.

– Простите меня, – зашептала Нина, – не гневайтесь. Это больше никогда не повторится.

Олег Серафимович молча открыл дверь, повернулся к провинившейся дочери и без всякого аффекта сказал:

– Ступай куда хочешь. Блуднице в моем доме не жить, нельзя смущать благочестивых сестер, ты заразна.

– Отец, – прошептала Нина, – куда мне идти?

– Не знаю, – спокойно ответил Олег Серафимович, – паршивая овца портит все стадо. Ты лишилась невинности.

– Эй, эй, – насторожился Константин, – я ее и пальцем не тронул. Можете ее к врачу отвести и убедиться. Чего молчишь, Нина? Скажи ему.

– Папенька, простите, – лепетала девушка, – Христа ради, я отмолю грех.

– Ступай себе, – равнодушно сказал батюшка и ушел.

– Он сумасшедший? – спросил Константин. – У тебя есть близкие подруги? У кого ты переночевать сможешь?

– Нет, – помотала головой Нина, – папа не разрешает с посторонними общаться.

– А родственники? – уже менее уверенно спросил парень. – Ну, дядя, тетя?

– Нет, – прозвучало в ответ.

– Куда ты пойдешь?

– Не знаю, – тихо произнесла Нина, – может, в монастырь? Потихоньку за пару дней дойду, я знаю матушку из Репнина, она меня приютит.

– Где это Репнино? – решил уточнить Костя.

– В Тульской области, – прошептала Нина.

И что оставалось делать Косте?

– Поехали ко мне, – сказал он, – я живу один, стесняться некого.

– Нет, – попятилась Нина, – нельзя без венчания с мужчиной в доме оставаться.

Костя, уже успевший понять, что обладательница уникального голоса является нестандартной девушкой, почесал в затылке и попытался найти нужные слова:

– Я тебя не обижу, а вот за других, которые по ночам на охоту выходят, поручиться не могу, пошли. Выбора у тебя нет, придется мне поверить.

Вот так началась совместная жизнь черта с ангелом. Нина поселилась у Кости и стала вести домашнее хозяйство. Пара тихо, без всякой помпы, зарегистрировала брак, в паспорте девушки теперь стояла фамилия Пронь.

Обретя статус замужней дамы, Нина сделала попытку помириться с отцом. Она приехала домой, дверь открыла одна из сестер, Настя. Увидев на пороге Нину, она судорожно закрестилась и зашептала:

– Ради всего святого, уходи. Отец тебя на иконе проклял, нас пообещал от себя отлучить, если с тобой поздороваемся.

Нина поняла, что у нее больше нет родных, ее семьей стал Костя.

Через год после скоропалительной женитьбы Костя понял, какой алмаз он получил. Супруга оказалась идеальной хозяйкой, послушной женой, обожавшей мужа, она не заводила подруг, не рвалась выйти на работу, не требовала денег, не спорила с мужем и высказывала свое мнение лишь тогда, когда Костя им интересовался. Мало-помалу Константин привык советоваться с Ниной, доверять ей и рассказал о том, чем зарабатывает на жизнь. Нина была воспитана в строгих традициях Домостроя, поэтому никогда не осуждала мужа и подчинялась ему во всем. Три года Пронь прожили душа в душу, а потом Костю арестовали.

За торговлю золотом в СССР могли расстрелять, но Косте повезло, он попался случайно, в момент встречи с подпольным ювелиром. Оперативники следили не за ним, их интересовал ювелир. Когда того повалили на землю, Костя сообразил, что дело плохо, и смог незаметно выбросить золотой слиток, в кармане осталась небольшая, весом в несколько граммов пластинка. И Костя, и золотых дел мастер понимали, что их жизнь зависит от умения держать язык за зубами, поэтому ни тот, ни другой не заикнулись про слиток. Костя, шмыгая носом, заявил оперативникам:

– Я купил пластинку во дворе ломбарда у незнакомого мужика. Хотел заказать себе и жене обручальные кольца.

Ювелир пел похожую песню:

– Золотом я не занимаюсь, делаю украшения из серебра. Константина не знаю, он хотел колечки заказать. Мы с ним никаких деталей не обговаривали, я и предположить не мог, что речь пойдет о золоте. Думал, парень чайную ложку на переплавку принес.

Арестованные держались стойко, свои версии не изменили. Костя волновался за Нину. Как поведет себя жена? Выполнит ли приказ мужа? Предусмотрительный Пронь четко проинструктировал супругу на случай задержания:

– Ты ничего не знаешь. Муж учится в институте и подрабатывает дворником. Все.

Нина дословно выполнила приказ супруга. В квартире сделали обыск, но ничего не обнаружили. Константину навесили не особенно большой срок, и он уехал в колонию, Нина осталась одна.

В советские годы любые операции с золотом считались тяжким преступлением, наказывались все, кто торговал драгметаллом, изготавливал из него украшения или покупал изделия на черном рынке. Лишь дантистам, делавшим модные тогда золотые коронки, разрешалось работать со специальными пластинами. Но несмотря на перспективу сесть на много лет или вообще потерять жизнь, все равно находились люди, которые привозили из шахт самородки или химичили на золотоплавильном предприятии. Хоть Костя и показался обычным дураком, захотевшим порадовать верную жену, на всякий случай сотрудники КГБ решили приглядывать за Ниной. Кое-кто из родственников преступников, изображая на допросах полнейшую непричастность к делу, после вынесения приговора расслаблялся и вынимал заначку, старательно спрятанную уголовником.

Но Нина Пронь такой ошибки не совершила. Она жила бедно, устроилась посудомойкой в ресторан, мыла там не только тарелки, но и полы, получала маленькую зарплату, регулярно привозила Косте посылки и каждый день писала ему письма. Надо полагать, жизнь молодой женщины была не очень радостной, но потом ей вдруг повезло.

Глава 33

В ресторане, где работала Нина, народ развлекала певичка с экзотическим псевдонимом Кармен. Девица была не обделена талантом, она вполне пристойно исполняла псевдоцыганские напевы, но, к сожалению, любила выпить. Если любовник, аккомпанирующий ей на гитаре, отворачивался, солистка не упускала момента и опустошала графинчик. Иногда она завершала концерт, еле-еле держась за стойку микрофона. Рано или поздно должен был случиться скандал, и он произошел, как водится, в самый неподходящий момент, Восьмого марта, когда ресторан был набит людьми, желавшими повеселиться на полную катушку.

Обнаружив Кармен в лохмотья пьяной на полу в раздевалке, директор чуть не зарыдал от злости. Найти новую певицу за четверть часа было невозможно, в зале полно «своих», в советские годы попасть в ресторан, да еще в праздник, не имея знакомых, было практически невозможно, за столиками сидели нужные товарищи, испортить им веселье чревато последствиями. Отсутствие «цыганки» могло рассердить дантиста, мясника, парочку актеров, писателя, композитора, толпу фарцовщиков, заведующих гастрономом и универмагом. И где потом директору ресторана, членам его семьи и друзьям лечить зубы, покупать продукты и одежду? Где взять билеты в театр и на концерты, как попасть в строго закрытую для простых смертных «Лавку писателей» на Кузнецком Мосту, чтобы приобрести дефицитные книги?

Положение казалось катастрофическим, и тут к разгневанному хозяину подошла Нина.

– Если мне заплатите, я могу спеть, – предложила она, – у меня хороший голос и слух, а репертуар Кармен я знаю наизусть.

– Ладно, – согласился директор, – все равно уже хуже не будет.

Выступление прошло под овации. Кармен была с позором изгнана вон, Нину перевели из поломоек в артистки. Около года она пела по кабакам, потом начала давать концерты в Домах культуры, но и от ресторанной карьеры певица не отказалась, Пронь были нужны деньги, она хотела привозить любимому мужу хорошие передачи.

Я оторвалась от текста и с удивлением спросила у Макса:

– Откуда столь подробные сведения? Навряд ли Костя рассказал правду о своей жизни следователю!

Максим взял со стола чистый лист бумаги и стал его складывать гармошкой.

– Слышала когда-нибудь о «трубачах» или, как их еще называют, подсадных утках?

– Конечно, – кивнула я, – это либо один из заключенных, либо сотрудник правоохранительных органов, который подсаживается в камеру в качестве осведомителя.

– Точно, – согласился Максим, – хоть большинство осужденных и знает про принцип «никому не доверяй, ничего ни у кого не проси, ничего не бойся», но человеку свойственно порой падать духом, он хочет излить кому-то душу, завести друга. А Костя и вовсе попал в нестандартную ситуацию.

Очутившись в исправительной колонии, он вошел в барак и был встречен возгласами:

– Эй, пацаны, поглядите, кто пришел!

Удивленный странной реакцией, Константин спросил:

– Чего орете?

– Петь, вылезай, – сказал старший отряда.

В проходе замаячила фигура, незнакомый мужчина подошел к Косте и сказал:

– Ну, привет! Пока ты в карантине сидел, по зоне слух пошел: к Малышеву братан прикатил. Че, не узнаешь?

Костя вгляделся в лицо осужденного и попятился. Стало понятно: перед ним его двойник.

В отличие от Константина, осужденного по «лоховской» статье, Петр Малышев был в авторитете. Он был вором, с малолетства лазил по квартирам и срок мотал не за мошенничество или желание сделать для жены колечко, а за кражу. Очень хитрый, артистичный, с хорошо подвешенным языком, Малышев легко стал на зоне лидером. А еще он чрезвычайно нравился женщинам, коих в местах заключения служило много. В столовой повариха наливала Петеньке суп погуще, местная врачиха всегда выдавала ему освобождение от работы, а тетки, принимавшие передачи, смотрели сквозь пальцы на превышение веса продуктов, если им предстояло попасть в руки Малышева.

Петр взял Костю под свою опеку. Парни попытались выяснить, не имеют ли они общих родственников, но затея не удалась. Ни Малышев, ни Пронь не знали своих отцов и имели мам-алкоголичек, которые не рассказывали детям о семейных корнях.

Петр умел не только бойко болтать, но и обладал талантом слушателя, Костя стал считать Малышева братом и постепенно раскрылся перед ним полностью. Вот только Пронь не знал, что Петр стукач, регулярно доносивший на товарищей по заключению.

Малышев освобождался раньше, за пару дней до выхода на свободу он сказал Косте:

– Тебе без меня будет трудно.

– Справлюсь, – оптимистично ответил Пронь.

Петр протянул ему клочок бумаги:

– Запомни номерок, если начнут прессовать, позвони, скажи, что от меня. Телефон есть у доктора.

Воспользоваться телефоном Косте пришлось через пару месяцев после ухода Малышева. Как только Петр покинул колонию, Константина стали пинать и заключенные, и охрана. После очередного избиения Пронь пошел в медкабинет и сказал:

– Малышев велел попросить у вас телефон.

– Звони, – сказала врач, нарушив тем самым все инструкции.

На том конце провода Костю выслушали и произнесли в ответ одно слово:

– Хорошо.

Вечером Константина вызвали на кухню, потребовалось почистить котлы. Заключенный вошел в посудомойню и увидел самого грубого и злобного из сотрудников зоны, замначальника колонии Георгия Варина. Но сейчас Жора не скалил зубы, а вполне мирно улыбался.

– Садись, – сказал он, указывая на табуретку, – Петька думал, что ты недели две выдержишь, я ставил на месяц.

Жора сделал Константину предложение, от которого у того не было шансов отказаться.

Костя будет работать на Варина, сообщать ему информацию, дружить с нужными заключенными, устраивать, если понадобится, драки. В награду Пронь получит авторитет на зоне и шанс выйти на волю раньше.

– Предлагаешь мне ссучиться? – уточнил Костя.

Жора рассмеялся:

– Понабрался выражений. Кто научил? Петька? Да он сам первая сука. Никакой Малышев не вор, он аферист, бабам головы заморачивает, тем и живет. Знаешь, как на зоне с такими поступают? Но Петяхе повезло, его мой дружок приметил, следак, через которого Малышев шел, поправил ему биографию и сюда подселил. Короче, или ты на меня работаешь, или я тебе радости не гарантирую. Много чего плохого случиться может, кое-кто в бараке о Петьке неладное думает, а ты с ним дружил. А еще могут вопросы возникнуть по золотишку. О жене подумай, похоже, она тебя крепко любит, часто приезжает, ждет. Каково ей вдовой стать?

Костя принял предложение Жоры, честно служил хозяину, полагал, что, выйдя на свободу, сможет навсегда вычеркнуть из памяти неприятный эпизод в биографии. Вот только Костя забыл поговорку: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Перед его освобождением Жора сказал:

– Вернешься в Москву, пойдешь по этому адресу и не вздумай сбежать, худо будет. Все твои доклады в папку подшиты, у нас ничего никогда не пропадает. И что будет, если паханы узнают, кто на них стучал?

Пронь живо сообразил, что его хотят принудить работать информатором и на воле. Поэтому он не рискнул вернуться в столицу, а придумал собственный план. Приписав к фамилии окончание «кин», Костя осел в Новосибирске, вызвал к себе Нину, и они стали зарабатывать пением в кабаках и на свадьбах.

То ли сотрудники МВД не искали Константина, то ли видоизмененная фамилия вкупе с кочевой жизнью (а Пронькины больше трех месяцев ни в одном городе не задерживались) помогли запутать следы, но несколько лет муж с женой благополучно мотались по СССР, не вызывая ни у кого подозрений.

– Эй, постой, – не выдержала я, – а эти сведения откуда?

Максим стал делать руками круговые движения:

– Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба. Я волшебник, исполняющий желания. Узнал подробности, не спрашивай как. Впрочем, хочешь поговорить с человеком, который может рассказать всю правду? Это...

– Петр Малышев, – испортила я Максиму эффектное завершение фразы. Должна была сама догадаться.

– Как ты додумалась? – фыркнул Макс.

– Читала справку на Факира, – сказала я. – Леонид многократно менял фамилии с именами, одно из них было Петр Малышев. Если учесть, что рок-певец Малыш в миру звался Петром Аркадьевичем Малышевым, то нужно было, по крайней мере, насторожиться. А теперь вспомним, что когда Малышев, носивший уже другую фамилию, все-таки попался на брачной афере, кто-то оплатил ему адвоката, отмазавшего мужика, на которого точил зубы фээсбэшник Иван Родченко. После благополучного освобождения аферист устроился на работу, забыл про игры с Уголовным кодексом, получил кредит на квартиру. Думаю, если поднять информацию об учреждении, которое столь опрометчиво выдало сомнительному гражданину большую сумму, мы увидим, что это банк Пронькина.

Вот только не понимаю, почему в справке на Леонида Факира не указано, что он в юности отсидел по документам Петра Малышева!

– Петенька-Ленечка хитрый жук, – пропел Максим, – запутал свою судьбу так, что не разобраться. В справке на Малышева указано, что он впервые сел малолетним, а затем загремел по-взрослому за кражу. Вполне достойная биография для урк[7] такому окажут почет и уважение в бараке. Вот только наш фигурант никогда не принадлежал к элите уголовного сообщества, он всегда был брачным аферистом. Биографию ловкому юноше поправили в МВД, чтобы иметь отлично законспирированного осведомителя. Подобные операции проводят очень аккуратно, правду знает минимальное количество людей. Малышев докладывал обстановку. Все его сообщения есть в архиве, там масса интересного про заключенного Проня, Костя ничего не скрывал от двойника, но знаешь, что интересно? В бумагах нет ни словечка о торговле золотом. Малышев скрыл эти сведенья от своих хозяев, понял, что лучше прикрыть Проня, а потом получить выгоду. Выйдя на свободу, Петруша снова начал озорничать, он менял фамилии и один раз воспользовался паспортом на имя Малышева. Но с бывшей женой Ивана Родченко наш мальчик жил как Леонид Факир. В процессе следствия всплыло множество имен «Ромео», в том числе и Петр Малышев. Вот только следователь проявил беспечность, он не проверил все личины нашего героя, тот пошел на зону как Факир, под этим же именем вышел, а потом стал Петром Малышевым и зажил счастливо.

– Значит… – начала я и осеклась.

– Говори, говори, – поторопил Макс, – я весь внимание.

– Предсмертное послание Нины, – пробормотала я, – отчего-то принято считать, что перед кончиной люди не лгут. А Нина Олеговна соврала, она сообщила весьма адаптированный вариант своей семейной истории.

– Ну, это понятно, – отмахнулся Максим, – кто захочет вспоминать о преступном прошлом мужа.

– И про многолетнее знакомство с Малышевым не обронила ни словечка, рассказала о якобы неожиданной встрече с двойником Кости, – бубнила я.

– Причина та же, – не сдался Макс.

– Что-то тут не так, – промямлила я, – у Нины был компьютер, не знаешь, где он?

– Наверное, остался в номере, проверить? – любезно предложил собеседник.

– Если не трудно, – попросила я, – и еще, Нина Олеговна успела составить новое завещание. Для его оформления она обратилась не к семейному юристу Ларионову, наверное посчитав того предателем, который тут же сообщит об этом дочерям. Она прибегла к услугам Георгия Чеснокова, надо его найти и выяснить, кто наследник.

Макс кивнул и ушел, а я стала бродить по его номеру, пытаясь навести порядок в мыслях.

Максим вернулся быстро, под мышкой он держал ноутбук.

– Твои вещи перетащили в новый номер, – сказал он, – Алла пытается понять, откуда в люксе несусветная вонь. Я шел мимо твоего прежнего жилья, из любопытства засунул туда нос и чуть не умер. Даже в Париже, в лавке, где торгуют ста сортами камамбера, бри и рокфора, пахнет приятнее. Умеешь включать комп? Или мне ткнуть в кнопку? Там еще есть особое приспособление, оно называется мышка, но не стоит пугаться, она не кусается!

Я весьма неумело обращаюсь с техникой, но признаваться в своем идиотизме не хотелось, поэтому я схватила ноутбук и ушла к себе, сказав Максу:

– Мне надо кое о чем подумать. До завтра.

– Хорошо, – согласился Макс, – пусть на новом месте приснится жених невесте.

Новый номер отличался от старого лишь цветом занавесок. Я позвонила домой, получила от Кирюшки необходимые инструкции и под чутким его руководством смогла справиться со сложнейшими задачами: подняла крышку ноутбука, включила его и нашла папку «Мои документы».

Почему-то принято считать, что человек после пятидесяти лет не способен овладеть компьютером. Мне еще далеко до этого возраста, однако я редко использую в быту «умную машину», а вот Нина Пронькина превратила комп в своего архивариуса. Я обнаружила множество вариантов новогодних сценариев и до поздней ночи внимательно их изучала.

На завтрак я пришла около полудня, выпила кофе, попыталась найти Макса, но нигде его не обнаружила. Мобильный нахала отвечал: «Абонент не отвечает или временно недоступен, перезвоните позднее».

У меня было что рассказать Максу, но, с другой стороны, чтобы убедиться в правильности собственных догадок, следовало произвести один эксперимент. И лучше было экспериментировать в одиночестве: вдруг опыт завершится неудачей!

Подпрыгивая от нетерпения, я села в свою машину, съездила в Ларюхино, поговорила с Раисой, продавщицей из игрушечного магазина, затем порулила в Еланск, побегала там по лавкам и вернулась назад с полным мешком покупок.

Около шести вечера в мой номер постучали. Я бросила на кровать плюшевую собачку и закричала:

– Входите!

В комнату влетел Макс, за ним виднелась фигура мужчины в сером костюме.

– Ты впала в маразм? – заморгал нахал. – Решила компенсировать тяжелое детство? А зачем тебе электронные весы для кухни?

– У меня было замечательное детство, – ответила я, – конечно, всяких Барби и говорящих кошечек у меня не было, но маленькую Фросю вполне устраивали целлулоидные пупсы.

– Фросю? – растерялся Макс. – Это кто?

– Не обо мне речь, – отмахнулась я, – здрасте, Петр Аркадьевич, садитесь, вам идет борода. Я поняла, что Максим помчался к вам.

– Твоя сообразительность меня пугает, – пробормотал мажор.

– Спасибо, – вежливо улыбнулся Малышев.

Я радушно предложила:

– Присаживайтесь. Чай, кофе? Сейчас принесут.

– Не откажусь от американо с горячими сливками, – сказал Малышев.

Когда из ресторана доставили поднос, я протянула Петру чашку:

– Думаю, вы пьете кофе без сахара.

– Угадали, – кивнул он.

– Экстрасенс, – не упустил возможности съехидничать Макс, – девушка индиго.

– Верно, – согласилась я, – и я готова объяснить, что случилось с Ниной Пронькиной. Вам, Петр Аркадьевич, останется лишь подтвердить или опровергнуть мои слова.

Малышев вальяжно развалился в кресле.

– Если честно, я нахожусь в растерянности, прибыл сюда, гонимый любопытством.

Я встала и прислонилась спиной к балконной двери.

– Во всей этой истории было большое количество улик, указывающих на виновность Сони и Лиды. Их оказалось даже слишком много, а еще поражала откровенная глупость умных, молодых женщин. Они рассказывали невероятную историю про похитителя, который заставил Соню бежать на лужайку с драгоценностями, потом возвращаться назад, передавать украшения Лиде. Младшая сестра понесла их Светлане, к делу подключили Вадима... С одной стороны, все подтверждало насильственное исчезновение Нины. На тумбочке остался бюгель, ну какая дама выйдет из комнаты без зубного протеза? Еще она не прихватила нитроглицерин, с которым после кончины мужа никогда не расставалась. За пару часов до похищения Нина Олеговна упала в номере, сильно ударилась коленкой и попросила одну из дочерей привезти ей из лечебницы коляску. Свою просьбу старшая Пронькина мотивировала просто: нога травмирована серьезно, если ночью потребуется сходить в туалет, Нина поедет к унитазу на кресле с колесами. Правда, предложение Лиды отправиться в травмопункт мать решительно отвергла.

Лидия доставила в номер «Бентли» и пошла спать. Этот поступок характеризует госпожу Краснопольскую не с лучшей стороны: по-настоящему заботливой дочери следовало вызвать «Скорую помощь», но Лида не обратилась за медицинской помощью.

Еще раньше Нина Олеговна заглянула в комнату к практически незнакомой ей Евлампии. Едва сюда приехав, я стала свидетелем нападения на вдову медсестры Нади. Та обвиняла Нину Олеговну в убийстве некоего Факира. Ну, как поступит постоялица пафосного места, если на нее ни с того ни с сего налетит служащая? По меньшей мере помчится жаловаться хозяйке, но Пронькина попросила меня никому не сообщать о происшествии. А потом пришла в мой номер, рассказала историю про Малыша и сообщила: дочери меня убьют. Вот уж странное поведение! Если тебе угрожает опасность, беги в милицию или в службу безопасности банка, наконец, к адвокату. Зачем сидеть сложа руки в ожидании конца?

Малышев кашлянул, а Макс попытался возразить:

– Мать очень любила своих детей, она не хотела причинить им вред.

– И поэтому разболтала незнакомой тетке про семейные тайны и свое будущее убийство? – ухмыльнулась я. – И ведь на первый взгляд сообщение Пронькиной о дочках, которые и шагу не дают матери сделать без присмотра, казалось правдой. Не успели мы разговориться, как материализуются детки. Сначала прибегает одна доченька и уводит мать, потом прискакивает другая и... сообщает о сумасшествии вдовы.

Когда я в погоне за чемоданом-скороходом вломилась в спальню к Нине, то не увидела там коляски. На кровати вроде кто-то лежал под одеялом. Но если Нина спит, то где «Бентли», который Лида предусмотрительно поставила для травмированной мамы? Из коридорчика раздался скрип, потом резкий щелчок, я спряталась за занавеской, а когда выглянула – в комнате царил беспорядок, постель была перевернута, халат и сорочка валялись на полу. Следовательно, похититель унес Нину Олеговну в полной темноте, пока я тряслась за портьерой. Но вопрос, как он сумел за пару минут, не зажигая света, одеть даму в бежевое платье с узором? И, главное, зачем ее наряжать? Зачем увозить из «Виллы Белла»? Зачем оставлять на лужайке? Сплошные «зачем»!

Есть лишь один правильный ответ на все вопросы. Нину Пронькину никто не похищал и не убивал. Дама узнала, что ее дочери лишили жизни своего отца, и захотела отомстить Лидии, Соне, а заодно и Вадиму. Молодежь ранила ее в самое сердце, отняла человека, ради которого Нина жила на свете. Пронькина умерла вместе с мужем – то, что она ходила по земле, ела, разговаривала, не играло никакой роли: тело существовало, а душа погибла вместе с Константином Львовичем.

– Хочешь сказать, что Пронькина подстроила свое убийство, сфабриковав улики против детей? – уточнил Макс.

– Да, – кивнула я, – вот в этом случае все пазлы встают на место.

Глава 34

– Оригинальное предположение, – хмыкнул Макс.

– Нина обладала буйной фантазией, – перебила я его, – в ее ноутбуке сохранилось множество сценариев для новогодних спектаклей. От рождения Нине Олеговне достался не только ангельский голос, но и способность к литературному творчеству, она с большим рвением писала пьески, готовя по пять-шесть вариантов развития сюжета. Судя по прежним записям, Нина Олеговна начинала думать о праздничной постановке уже в марте. Ранней весной составляла первый план, разрабатывала его, к августу у нее имелось несколько сценариев, а в начале сентября самодеятельные актеры приступали к репетициям. Но в этом году Нина ничего не придумала. Можно объяснить отсутствие пьес трауром: вдова не хотела веселиться на Новый год. Вот только я думаю иначе. Нина Олеговна знала, что она не доживет до прихода Деда Мороза. Ведь так, Петр Аркадьевич? Вы ей помогали?

– Я не знал подробностей, – мрачно ответил Малышев, – Нина сама все устроила. Максим по дороге рассказал мне про документы, которые вы на нас с Костей нарыли, и припугнул, что их опубликуют. Ну так я себя не стыжусь, что было в молодости, то быльем поросло, и государства того более нет, в СССР все друг на друга стучали. Костя на меня зла не держал. Да, я доносил Жоре о болтовне Проня, но зато пару раз Костику жизнь спас, когда на него с заточкой в бараке поперли и в ду€ше придавить хотели. Пронь был хитер, вывернулся из лап органов, они с Ниной по городам мотались, девочки у них родились. Хотелось осесть, но страшно им было, и тут перестройка! Страну перелопатило, зэков поотпускали, ментов повыгоняли, кому старые дела нужны! Развалилась система. Костик с Ниной в Москву вернулись, он на работу пошел, она девчонок пасла. А уж в начале девяностых, когда беспредел попер, Костя старую хованку вскрыл, затыренное золотишко добыл и банк основал. Ума у него было на пятерых, хитрый, изворотливый, такие тогда высоко взлетали. И время карьере способствовало, никто не спрашивал, с какой елки у тебя бабло.

Костя быстро в бизнесмены пробился, хотел прошлое зачеркнуть, очень они с Ниной опасались, как бы дочери об их грехах не узнали. Нинка-то мужу с золотом помогала, курьером у него служила, все о его деятельности знала. Я такой любви, как у Нинки, больше ни у кого не видел, во всем мире для нее только муж существовал. Нет, она к детям хорошо относилась, воспитывала, кормила, одевала, но Костик всегда стоял на первом месте, ему лучший кусок, самая мягкая постель, он бог, господин, царь. Пожаловаться не могу, меня тоже бабы холили, но такой страсти не досталось.

– Вы дружили? – спросила я.

– В гости не ездили, Соня с Лидой про меня не слышали, но Костя звонил, денег присылал, помогал мне, – честно сказал Петр, – а потом вдруг приехал и огорошил заявлением: все ему опостылело, банк поперек горла встал, денег много, а счастья нет. Короче, решил играть и петь на сцене, попросил мой паспорт, сказал:

«Представлюсь твоим именем, мы теперь еще сильнее похожи стали. Я буду петь в парике и маске, чувствую, что добьюсь невероятного успеха. Если газеты начнут что-то вынюхивать, они к тебе придут».

Я молча кивала в такт словам Малышева.

Петр спросил у друга:

– А что думает по этому поводу Нина?

– Она счастлива видеть меня в творческом порыве, – последовал ответ.

Малышев не стал возражать и с интересом следил за музыкальной карьерой Кости.

Незадолго до смерти приятель снова прикатил к Петру и сделал новое предложение.

– Согласен изображать меня на тусовках?

Малышев поразился, и тогда Константин озвучил свой план.

Максим посмотрел на меня.

– Похоже, в этой части своего звукового письма Нина Олеговна не соврала.

Я наполнила чашку Малышева.

– И что вы ответили Пронькину?

– Если нужно, то пожалуйста, – сказал Петр, – но, может, лучше честно рассказать дочерям о Малыше?

Но Костя с горечью воскликнул:

– Мы с Ниной в свое время решили, что у девочек должна быть образцовая семья, поэтому и бросили музыку. Внушали им правильные моральные принципы, требовали быть лучшими во всем и преуспели. Золотые медалистки, красные дипломы, каждая по три иностранных языка знает, по мировым музеям прошли, лучшие книги прочитали, красавицы, ни капли вульгарности, ну и как я им про рок-н-ролл расскажу? Они меня не поймут.

– Перегнул ты с воспитанием, – почесал в затылке Петр.

– Мы хотели как лучше, – мрачно согласился Константин, – а получились инопланетянки. Я их моментами побаиваюсь, у самого-то такого воспитания нет, могу ляп допустить.

– Все же попытайся с ними по душам погутарить, – предложил Петр.

– Ну ладно, – с сомнением кивнул Пронькин.

– Ты отец, хозяин дела, стукни кулаком по столу и заяви: «Наплевать мне на вашу безупречную репутацию и желание плясать вальс с английской королевой! Я себе бабок заработал, теперь хочу рок-н-ролл играть. А вы сами себе другой банк создайте». – Петр обозлился. – Чего ты, подрядился под их дудку плясать? Сам себе на голову спино-грызок посадил! Очнись, пацан, кто в доме главный? Ты или детки?

Константин засмеялся:

– Вот этого совета мне и не хватало. Ты прав! Кто в доме хозяин? Я маленько мозгами поплыл. Прямо сейчас поеду к девкам и правду объявлю: начинаю выступать с концертами. Если вам это не по вкусу – не ешьте, поднимайте свое дело.

Петр замолчал.

– Что было потом? – занервничала я.

– Костя умотал около десяти, на следующий день Нина позвонила, сказала: муж ночью умер.

Я подпрыгнула на диване.

– Значит, пока Костя советовался с Петром, девочки строили планы убийства папеньки. Они откуда-то узнали про его намерения. Константин, воодушевленный беседой с другом, выложил дочкам правду, а те живо решили проблему. Ждать не стали.

Малышев откашлялся.

– Костя был человек увлекающийся. Когда он понял, что надо девок к ногтю прижать, из него фонтан идей забил. Стал носиться по моей квартире и строить планы. «Я стану самым известным, буду собирать стадионы, позвоню в газеты, расскажу про прошлое. То-то шум поднимется: банкир Пронькин и Малыш – одно лицо. А еще сообщу про зону. Это нынче не позор, а мода. Если хочешь раскрутиться, надо в прессе мелькать. Я раньше интервью не давал, а сейчас начну. Новости буду по капле выдавать. Сперва о Малыше, потом об отсидке! Прикинь шумиху!»

– Вот чего они испугались больше всего! – подскочила я. – Если увлечение рок-н-роллом еще можно стерпеть, то каково девицам, обладательницам изысканных манер и безупречной светской репутации, узнать, что их папенька в прошлом уголовник, а маменька пела несколько лет в кабаках и моталась к мужу на зону. Это моветон. Лучше отравить папашку, пока он глупостей не натворил. Вот от кого Соня услышала про порядки в следственном изоляторе. Небось Константин Львович изложил доченькам в подробностях свою биографию, а потом стал предаваться воспоминаниям.

– Нина была уверена, что Соня с Лидой лишили отца жизни, – кивнул Петр. – Она мне сказала: «В память о Косте помоги мне, ни о чем не спрашивай, сделай, как я прошу, отблагодарю тебя по полной, ты станешь богатым человеком».

– Вы тогда жили в Ларюхине с Надей, – уточнила я. – А как оказались у нее в доме?

– Просто, – улыбнулся Малышев, – Нина в «Виллу Белла» постоянно каталась, ей там нравилось: от дома близко и артрит хорошо лечат. Нинка не чванливая, ее деньги не испортили, она с простыми людьми без понтов общалась, вот и обратила внимание на Надю. Звякнула мне и сказала:

«Хорошая женщина, работящая, внешне приятная, свой дом, участок, а счастья нет. Ты один кукуешь, надо подумать, с кем старость проводить. Съезди, посмотри на Надю».

Ну, я и отправился в Ларюхино. Очень мне там понравилось: воздух, лес, и книг у Надежды прорва была! Сначала я под именем Леонида Факира комнату у нее снял, затем с хозяйкой жить начал. Вот только одна у меня беда: больше года с одной бабой не выдерживаю. Надя хорошая, мы с ней счастливо жили, а потом я заскучал и ушел.

– И ничего не взяли, – дополнила я, – не стали медсестру обворовывать!

В глазах Петра промелькнула тень.

– Давно подобным не занимаюсь. И вообще я всегда с бабами только по любви жил, а мелочовку прихватывал исключительно для того, чтобы иметь возможность в себя прийти, подумать о дальнейших планах. У меня природа такая – четыре времени года сменятся, и я полностью интерес к сожительнице теряю, будь она богатейшая раскрасавица, с золотой тарелки меня черной икрой кормит, все равно уйду. Деньги для меня пшик.

– Почему Надя накинулась на Нину Олеговну? – остановила я Петра Аркадьевича, вознамерившегося в деталях излагать свои жизненные позиции.

Он заерзал в кресле.

– Ревнивая она очень, вспыльчивая и на мужчин слабая. Если видела, что я с кем-то разговариваю, тут же в драку! Сколько раз говорил ей: «Надюша, успокойся, я люблю только тебя! Что за манера сразу на баб налетать!» А она в ответ: «Чего Олеське улыбался?» Пытался ей объяснить: «Милая, ну не смотреть же на соседку волком? С людьми надо дружить». Да только Надя свое мнение имела: «Если на сторону лыбишься – хочешь к другой сбежать».

Максим протяжно вздохнул:

– Ревнует – значит любит.

Малышев пожал плечами.

– Я ей всякий раз говорил: «Я никуда не денусь. Если меня нет, значит, любовницы меня убили». Шутка такая была!

Я покосилась на Петра Аркадьевича.

– Весело! Но Надежда восприняла ваши слова всерьез. Она, наверное, каким-то образом связала вас с Ниной Олеговной.

– Это перебор, не станет же женщина в самом соку ревновать к даме пенсионного возраста, – возразил Максим.

– Наверное, вы не знаете, что такое ревность, – не согласилась я.

– Надьке было без разницы, – подхватил Петр, – один раз устроила мне сцену, когда я в Еланске одной древней бабке помог в автобус влезть. Подсадил развалину по доброте душевной на ступеньку, оборачиваюсь – любимая покраснела, кулаки сжимает и шипит:

«Совсем стыд потерял, на улице баб за задницу хватаешь».

Во она какая была, огонь с керосином. Мумии той лет сто стукнуло, не могла сама в автобус вскарабкаться, ну прямо самая сладкая полюбовница… Нина мне звонила, на телефоне ее фамилия с именем высвечивалась. Я мобильный брал и шел в огород с ней говорить. То, что Надя в моем сотовом шарит, я накануне ухода выяснил. У меня день рождения был, от Пронькиной эсэмэска пришла, просто слова хорошие и подпись «Твоя Нина». Вот когда у Надюхи мозги поплыли! Я после обеда поспать лег, просыпаюсь: она надо мной стоит, телефоном вертит и шипит:

«Твоя Нина! Вот оно что! Решил от меня к богатой уйти?»

А я спросонья шутканул:

«Надюш, успокойся, я никогда тебя не брошу, а если исчезну, значит: меня бабы на части раздербанили, убили из ревности, что я тебе верность храню».

Мне стало жаль Надю. С патологической ревностью очень трудно справиться, никакие логические доводы, шутки, клятвы и заверения в любви в этом случае не действуют. Медсестре мог помочь хороший психотерапевт, да только такого специалиста в Ларюхине нет. Ясно теперь, отчего Надежда налетела на Нину: с медичкой случился очередной припадок. И понятно, по какой причине Пронькина решила замолчать неприятное происшествие. Она не хотела привлекать внимания ни к своей персоне, ни к личности Леонида Факира, под именем которого в Ларюхине проживал Малышев.

– Кто убил Надю? Неужели Нина Олеговна? – изумился Макс.

Малышев выразительно посмотрел на пустой кофейник.

– С ума сошел? Нина даже муху убить не могла. Нет, думаю, к Надьке влез кто-то из бомжей. Она никогда двери не запирала, окна настежь держала, дом у нее на отшибе стоит, собаки нет.

Я решила направить разговор в нужное русло:

– Мне жаль медсестру, которой не слишком-то везло в личной жизни, но сейчас меня волнует история Нины Олеговны. О чем вас просила Пронькина?

Малышев начал тереть глаза, я послушала его сопение и разозлилась:

– Ладно, сама скажу, думаю, я верно представляю развитие событий.

Нина Олеговна решила отомстить дочерям, отнявшим у нее мужа. Она подошла к делу, как к новогоднему спектаклю, написав сценарий. Но, как талантливый режиссер и актриса в одном лице, Пронькина была готова к импровизации, и вот что у нее получилось.

Сомнений в том, что именно безупречные девочки убили Константина Львовича, у вдовы не было. Она собственными ушами слышала беседу Сони и Лиды. А еще дочки не испытывали скорби, Софья собралась устроить свадьбу в дни объявленного мамой траура, она думала только о собственном счастье, а не об умершем отце. Едва Вадим заикнулся о бракосочетании Сони, как Нина Олеговна поняла: надо мстить. У Пронькиной не было шансов доказать, что дочери лишили жизни Константина Львовича, зато она могла обвинить их в своем убийстве. Одной с выполнением этой задачи ей было не справиться, но у Нины имелся помощник – Петр Аркадьевич. Я не знаю точно, но предполагаю, что именно вам вдова оставила весь свой капитал. Ведь так?

Глава 35

Малышев крякнул и отвернулся.

– Глупо отрицать, – тут же влез со своим замечанием Макс, – поэтому Нина Олеговна и обратилась к постороннему адвокату, не хотела, чтобы Иван Ларионов раньше времени поставил ее дочурок и зятя в известность.

– Но сама она безостановочно говорила дочерям о желании изменить завещание, – перебила я Макса, – отказывалась выдать им генеральную доверенность, оставила за собой право последней подписи, в самый неподходящий момент, при посторонних, начинала говорить о Малыше или намекать на уголовное прошлое мужа. Думаю, Нина проделывала все очень умно, окружающие не понимали, о чем она толкует, но Соня с Лидой испугались. Дочери стали опекать мать, а Нина наметила кульминацию спектакля на момент пребывания семьи в «Вилле Белла». Я все ломала голову: почему дети не пристрелили мать в особняке? Там можно замести следы, зачем лишать жизни Нину практически в Ларюхине, где легко можно нарваться на свидетелей. Нелогично. Но если мы принимаем версию об участии в деле самой Пронькиной, то все недоумения объясняются. Нине Олеговне как раз требовалось поднять шум, а то, что дочери затеяли ремонт в особняке, сыграло ей на руку, это оказалось лишним подтверждением их бесчувственности: умер отец, а они, долго не горюя, стали переделывать его личные покои. Лида, правда, сказала матери:

– Мы с Вадимом хотим завести ребенка, вот увидишь, тебе понравится роль бабушки, но сначала надо подготовить помещение, где поселится малыш с няней.

– Верно, – неожиданно подтвердил Петр, – Нинуша мне рассказала. Да только мать Лидке не поверила, грустно так говорила: «Разве детей так планируют, они сами на свет появляются. Девки последнее напоминание об отце уничтожают. Убили Костю, а теперь его вещи выбросили»...

– Нина приезжает в «Виллу Белла», – бесцеремонно перебила я Малышева, – и вскоре сталкивается с Надей, которая в порыве ревности налетает на нее. Нина не хочет шума, но, как назло, есть свидетель скандала – Лампа Романова. Госпожа Пронькина решает использовать пришедшую ей на помощь пациентку. Лишний свидетель не помешает, поэтому она и заявляется в мою спальню с рассказом об убийстве, которое планируют ее дети.

В ночь, когда Нина лишилась жизни, она о ковер не спотыкалась, колено не разбивала, патологоанатом не нашел на трупе никаких травм, кроме раны головы. Нина Олеговна просто хотела, чтобы кто-нибудь из дочерей привез в ее номер коляску. Она надеялась, что издающий довольно сильный скрип «Бентли» привлечет внимание постояльцев и кто-нибудь, желая выразить свое возмущение, выглянет в коридор и станет свидетелем того, как дочь катит кресло. Расчет не оправдался, Лида осталась незамеченной, но Нина Олеговна не расстроилась. Она приготовила целый спектакль, столь же детально, как для новогоднего праздника. В нужный час Нина встает, привычно поправляет на кровати подушки и прикрывает постель одеялом, она не убирает свое ложе тщательно, поэтому у меня создается впечатление, что на койке лежит укрытая с головой женщина. Есть еще один момент: когда я осматривала спальню, то увидела у кровати пеньюар и... ночную рубашку, а вот домашних туфель не было. Мне следовало догадаться, что под одеялом никого нет. Пожилая дама не надела сорочку, но не легла же она спать обнаженной, отсутствие тапочек красноречиво свидетельствовало о том, что хозяйка ушла. Но я не обратила внимания на эти мелочи.

Пока я шепотом окликала Пронькину, Нина Олеговна спокойно одевалась в ванной. Она не подумала, что похититель не даст своей жертве облачиться в платье, пожилая дама действовала машинально. Потом она вышла в холл у двери и сложила коляску. Как я уже упомянула, кресло при движении скрипит, а Нина не хотела, чтобы ее заметили. Я услышала характерный щелчок и спряталась за занавеску. И тут Пронькиной пришло в голову, что нужно устроить в номере беспорядок, это будет свидетельствовать о борьбе. Нина возвращается в комнату, расшвыривает постель, бросает на пол вещи и благополучно уходит, унося «Бентли». Она боится катить кресло для инвалидов: то сильно скрипит, а Пронькиной надо действовать тихо.

Я долгое время думала, что ее сначала одурманили снотворным, а потом увезли. Полную даму не унести на руках, это очень тяжело. Но потом я увидела, как Коля-алкоголик складывает «Бентли», услышала щелчок и задала себе вопрос: «Если преступник взял кресло на колесах, чтобы увезти спящую Пронькину, зачем он складывал коляску? Потащил в одной руке Нину, а в другой «Бентли»?»

– Закономерный вопрос, – кивнул Макс, – нелогично получается.

– Нина вынесла коляску через служебный выход лечебницы, – продолжала я, – и покатила ее по лесной тропинке. В какой-то момент колесо наехало на камень или попало в ямку. Коляска опрокинулась, ломая ветви кустарника, Пронькина подняла ее и выдрала лоскут из своего платья, может, она даже упала.

Это не было предусмотрено в сценарии, но сыграло Нине на руку: я решила, что похититель не удержал кресло на колесах и вывалил жертву на землю, и таким образом получила еще одно подтверждение похищения вдовы.

Итак, мы приближаемся к кульминации. Нина прикатывает коляску на лужайку. Почему именно туда? О, это ключ ко всей истории. Пронькина – частый гость в лечебнице, Ларюхино, куда от скуки бегают клиенты «Вилла Белла», изучено ею вдоль и поперек. Вдова знает, что рано утром, часов этак в пять-шесть, полянка превратится в проходной двор. Потянутся рыбаки, бабы с бельем, деревенские жители встают рано, в особенности летом. Именно поэтому, Петр Аркадьевич, она велела вам позвонить Соне и приказать той явиться к пяти на место своего убийства.

Малышев вскочил.

– Я просто выполнил ее просьбу. Вернулся тайком в Ларюхино, парик нацепил, бородку наклеил, изменил внешность.

– Вы боялись столкнуться с Надей, – перебила я Петра, – поэтому поселились у бабы Клавы. План был составлен загодя, вы много заплатили старухе, вот та и отказала постоянной дачнице.

Нина умерла между часом и двумя ночи, она не подумала об экспертизе, которая точно установит время смерти. Соня прибежала в пять с минутами, она судорожно протерла коляску, за которую хваталась руками, и унеслась прочь. Расчет Нины не оправдался: почти все Ларюхино гуляло на свадьбе, утром народ спал с похмелья, к речке не пошел ни один человек. Зато неожиданно появляется Коля-алкоголик, который видит Соню, принимает черную коробку с украшениями за пистолет и крадет коляску. Ну, а следом в действие активно включился Петр. Вы заставляете домашних Пронькиной делать самые странные вещи. Лида отдала украшения Светлане и велела той их надеть. Ну, не придумать ситуации глупее! Вадим забрал у официантки брюлики и потащил их в ломбард. Действия членов семьи похожи на поведение сумасшедших. И тут Денис Рутин получает звуковое письмо, и мы слышим заявление Нины: дочери убили мать и неумело пытаются изобразить ее похищение. Ну и кто поверит Софье и Лиде? Есть на свете хоть один идиот, способный устроить буффонаду с украшениями? Любой мент сразу поймет: Соня с Лидой врут. Не с лучшей стороны характеризует сестер и их рассказ о сердечном приступе матери.

– Вот уж глупость, – покачал головой Макс, – почему они не сообщили о том, что труп Нины лежит на лужайке?

– И как им объяснить появление Сони в начале шестого утра в лесу? – отбила я подачу. – Они растерялись и испугались. Боялись, что похититель выдаст их тайны, поэтому и подчинялись незнакомцу. Мне следовало сразу сообразить: тот, кто гонял Лиду с Соней, отлично изучил их характер, понимал, как поведут себя женщины, если поймут, что их безупречная репутация может пошатнуться.

– Хоть какой-то ум у человека должен остаться, – скривился Макс.

– Помнишь историю с известной телеведущей, которая попала за границей в автоаварию? – спросила я. – Весьма сообразительная женщина, но в момент стресса она сглупила. Едва российские журналисты обратились к красавице с вопросом: «Как вы себя чувствуете? Не болят ли ожоги?» – она, не подумав, ляпнула: «Все неправда, я лежала дома, у меня свинка».

Бедняжка не сообразила, что ушлые репортеры раскопают в иностранной клинике путевой лист «Скорой помощи», где стоит ее фамилия, забыла про видимые постороннему глазу ожоги. Ей следовало воскликнуть:

«Боже! Я еле жива осталась, с трудом понимаю, как выскочила из горящей иномарки. Я при-ехала вести вечеринку, хозяин встретил меня на аэродроме, решил прокатить с ветерком и не справился с управлением».

Все. Вопросов бы не было. Весь российский шоу-бизнес подрабатывает на корпоративах, а богатый человек с удовольствием посадит в свой автомобиль красавицу-телезвезду. Ну зачем она соврала про свинку? От растерянности. Вот и Соня с Лидой продемонстрировали подобное поведение. Скажите, Петр, чем вы их пугали? Как вам удалось заставить двух умных женщин и одного вполне трезво мыслящего мужчину совершить столько глупостей?

Малышев засопел, но ничего не ответил.

– Рискну предположить, что он пугал их обнародованием правды об убийстве Константина Львовича, – сказал Максим, – обещал сообщить прессе детали биографии бизнесмена: торговля наркотой, золотишком, зона, работа лабухом в кабаках, ну и на закуску рок-певец Малыш. Думаю, материал очень бы понравился читателям «Желтухи», а вдогонку ему мог появиться следующий с зазывным названием: «Убив отца, дети банкира лишили жизни мать». Вот они и плясали под дудку Малышева. Одного не пойму: зачем вам понадобилось жить в Ларюхине? Вы могли остаться в Москве и звонить оттуда. Зачем устраивать канитель с проживанием у бабки? Гримироваться, чтобы Надя не узнала бросившего ее мужа?

– У тебя остался только один вопрос? – ехидно осведомилась я. – Если так, то твое любопытство легко удовлетворить. Нина Олеговна рассчитывала, что Соню застанут на месте преступления, надеялась, что люди удивятся дикому поведению дочерей и зятя, отправила сообщение в «Желтуху», но ей нужно было иметь и документальное свидетельство преступления. Думаю, Нина велела Петру Аркадьевичу прийти без пятнадцати пять на лужайку, спрятаться получше и заснять, как Софья возится около трупа матери. Так?

– Жесть! – воскликнул Макс. – Ну ваще! Крутая старуха! Я бы на такое не сподобился.

Я уставилась на Петра, тот закашлялся, потом наконец сказал:

– Ну, верно. Только я не знал, что она придумала. Прямо обомлел, когда ее тело заметил, чуть не убежал. Может, я жил не очень честно, но никогда никого и пальцем не тронул, наоборот, только радость бабам доставлял.

– Вы сделали фото? – оборвала я Малышева.

– Ага, – кивнул он, – как Нина велела, Соня в кадр попала.

– Нина Олеговна не сообразила, что снимки, которые, по ее разумению, должны потопить дочь, на самом деле предоставят ей алиби, – вздохнула я, – теперь фотоаппараты непременно указывают дату и время, когда сделан снимок. Пронькина умерла между часом и двумя ночи, а Соня пришла в пять утра. И Петр Аркадьевич, получается, может это подтвердить.

– Я тут вообще ни при чем, – попытался вывернуться помощник вдовы.

Макс похлопал его по плечу.

– Точно! Только похитителем прикидывался и помогал чуток. Хотелось бы думать, что Петенька решил отомстить за убийство старинного приятеля, но это впечатление портит мысль об оставленном ему наследстве. И фото не позабыл сделать, потому что знал: дочерей и Вадима посадят, никто опротестовать завещание вдовы не сможет. Эй! Постойте! Уно моменто!

Максим застыл, глядя на меня в упор, я кивнула.

– Пришел в голову новый вопрос?

– Да, – отмер Макс, – выходит, Нина Олеговна спланировала свою смерть?

– Жизнь без Константина не представляла для нее никакой ценности, – буркнул Петр, – она умерла в тот день, когда его убили. Сначала она на робота походила, а ожила, когда мстить надумала. Я пытался ее отговорить, но понял: это бесполезно.

– Так кто ее убил? – закричал Макс. – Если это не Соня и не Лида, то как зовут киллера? Вадим?

– Нет, – пожала я плечами, – ему слабо. Он провел отрочество и юность под гнетом отца, затем очутился в семье с властным тестем. Вадик даже не пискнул, когда те его оженили, был согласен на любую невесту. Соня? Пожалуйста. Лида? Нет проблем. Младший Краснопольский по сути своей раб, не зря он любит замшевые ботинки. В книге...

– О-о-о, только не заводи про Вульфа, – взмолился Максим.

Я повысила голос:

– Ученый удивительно умен!

Максим ткнул пальцем в Малышева:

– Он киллер! Больше некому.

Петр Аркадьевич живо вскочил и отбежал к окну.

– Ну уж нет! Мокруху на меня вы не повесите. Сознаюсь, я Нине помогал, но ее не трогал.

– Тогда кто? – заорал Макс. – Самоубийство исключено!

– Почему? – с любопытством спросила я.

– А где пистолет? – окончательно вышел из себя Максим. – Куда оружие подевалось? Понял, его помощник унес! Значит, опять Малышев на повестке дня.

– Нет! – яростно отнекивался Петр Аркадьевич.

– Прекрати нападать на бабского угодника, – притормозила я Макса, – Малышев любит женщин, он, несмотря на некоторые особенности своей личности и желание жить за счет партнерш, имеет ранимую душу и никого и пальцем не тронул. Соседка Олеся вспоминала, как Леонид Факир жил у Нади и дал ей денег на поездку к брату в Магадан. То, что деньги он взял из тумбочки у сожительницы, другой вопрос.

– Правильно, – обрадовался брачный аферист, – я не переношу бабьих слез, потому и утекал от них через год счастливой жизни по-тихому, без предупреждения. А Олеська так рыдала, сердце мое не вынесло.

– Хорошо быть добрым за чужой счет, – обо-злился Макс, – у Нади стырил, Олесе отдал!

– А другой вообще не поможет, молча мимо пройдет, – огрызнулся Петр.

Я решила не обращать внимания на раздраженных мужчин.

– Мне тоже сначала ситуация показалась тупиковой, но я знала – Нина покончила с собой. Но потом, когда я разговаривала с Машей, соседкой бабы Клавы, к которой приехал «сыночек Федя», во двор прибежал мальчик Сережа. Пацанчик постоянно запускает игрушечный лайнер, а тот залетает во двор к Маше, повисает то на крыше, то на дереве. И я сложила вместе вроде абсолютно ничего не значащие факты. Под Новый год Нина зашла в магазин игрушек и купила там два самолетика. Один она прямо у прилавка подарила маленькому мальчику, второй унесла с собой. Зачем он ей?

– Собралась под елку кому-то положить, – пожал плечами Макс, – пошла погулять после процедур, зарулила в торговый центр, вспомнила про какого-то ребенка и прихватила ему презент.

– Нина не отдыхала в декабре в «Вилле Белла», – сказала я, – Ларюхино она посетила, потому что знала: там есть магазин игрушек. Особняк Пронькиной находится близко от лечебницы, она успела обернуться, пока дочери сидели на работе, Нина не пожелала ехать в Москву, там пробки, в особенности перед праздником, еще застрянешь на шоссе, отвечай потом, куда каталась.

– Ну и? – недоумевал Макс.

Я обвела рукой комнату.

– Видишь эти игрушки? Я приобрела себе точь-в-точь такой самолетик, как Нина, это не самая дешевая забава, но ею торгуют и в Ларюхине, и в Еланске. Затем я нашла в Интернете данные о пистолетах, выяснила примерный вес огнестрельного оружия... Да, кстати! Интересная деталь! На Нину произвело сильное впечатление закрытие Московской Олимпиады в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Полет Мишки на воздушном шаре – символа Игр – не оставил равнодушным ни одного зрителя, трибуны рыдали в голос, а западные корреспонденты назвали церемонию самой романтичной и трогательной за всю историю состязаний. Каждая новогодняя пьеса Нины завершалась подобным трюком: воздушные шарики уносили ввысь табличку с номером года, происходило это во дворе, под аплодисменты гостей.

Макс вскочил.

– Ты хочешь сказать...

Я снова показала на игрушки.

– Я ставила опыты и пришла к выводу – самолетик легко может поднять пистолет. Нина не решилась использовать воздушные шарики, они могли лопнуть, и оружие бы упало, не улетев бесследно.

– Откуда взялся пистолет? – зашипел Максим.

– Доказательств нет, но, полагаю, его добыл Петр Аркадьевич, – предположила я.

– Не пойман, не вор, – нервно возразил Малышев, – приведите продавца, который подтвердит, что продал мне пушку.

– Нина выстрелила себе в лицо, – продолжала я, – пистолет был прикреплен к работающей игрушке. Тело упало, рука разжалась, самолетик улетел, унося орудие самоубийства. И если мы принимаем эту версию, тогда появляется логичный ответ на вопрос: почему Нине непременно хотелось очутиться в момент кончины на лужайке? Отчего она не умерла ни в номере, ни на лоджии? Корпус окружен высокими елями, игрушка могла запутаться в ветвях, для полета требовалось пространство.

– Здорово же она ненавидела Соню и Лиду, – потрясенно сказал Максим.

– Они отняли у матери самое дорогое, лишили ее смысла жизни, – пояснила я, – для меня в этом деле наступила полная ясность, остался всего один вопрос: кто утопил официантку Светлану? Смерть этой девушки выглядит бессмысленной. Может, она случайна?

– В этом мире ничего не происходит просто так, – не согласился Макс, – вероятно, и здесь сестрички-разбойницы постарались.

– Нет, – не согласилась я, – Лидия искренне удивилась, когда узнала о кончине официантки, жена Вадима не профессиональная актриса, ей не под силу столь достоверно сыграть роль.

– Есть еще Соня и сам Вадим, – настаивал Макс.

– Психологически... – начала было я.

– Если верить психологам, – резко перебил меня Максим, – то женщина практически не способна выстрелить себе в лицо. Однако же Нина Олеговна хладнокровно спустила курок.

Я не нашлась, что возразить, мне на помощь пришел Петр Аркадьевич:

– Нина мстила за Костю, а когда речь идет о любви, психологии тут нечего делать. Черт подери, мне и ее жаль, и Костю, знаете, он очень любил семью, ради девчонок всего себе перелопатил, воспитывал их, как принцесс. И совершенно искренне считал, что дочери его обожают, один раз сказал мне: «Я в своей семье император».

– Круто, – фыркнул Максим, – да только получается, что Константин Львович был императором деревни Гадюкино. Его подданные оказались змеями.

– Полагаешь, село получило такое название, потому что там обитают ядовитые пресмыкающиеся? – решила я поддеть Макса.

Но тот не отреагировал, а задал вопрос:

– Как ты догадалась про самоубийство? Все факты кричали о насильственной смерти Нины Олеговны!

– Вот именно что кричали, – грустно улыбнулась я, – а должны были шептать. Нина совершила ошибку. Она очень хотела оставить побольше улик против Сони и Лиды, потому и сказала в звуковом обращении: «Дочери старались лишить меня общения, они даже спрятали ручку от балконной двери, чтобы я не выбралась на лоджию. Но я открывала дверь кусачками».

– И что? – не понял Макс. – Мы же вместе с тобой видели маникюрное приспособление на подоконнике!

Я посмотрела на него:

– Верю. Но запись Нина сделала в студии, до отъезда в «Виллу Белла», как она могла знать, что дочери унесут ручку? Пронькина сама ее выдернула. Переборщила она с уликами.

– Ух ты, – подпрыгнул Макс, – я не обратил внимания на нестыковку! Ай да мамаша! Старалась изо всех сил! Думаю, она и смерть официантки Светланы запланировала!
Эпилог

Максим ошибся. Смерть Светланы оказалась трагической случайностью. В конце концов Вадим Краснопольский рассказал правду. Когда он подошел к бассейну, где уже ждала его официантка, стал накрапывать дождь. Вадим сказал Свете:

– Давай комплект.

Девушка протянула было Краснопольскому мешочек, но тут же отдернула руку.

– Нет!

– В чем дело? – изумился муж Лиды.

– Мне обещали квартиру, – насупилась Света.

– Ты непременно ее получишь, – занервничал Вадим.

– Не верю, – уперлась Светлана, – несите письменный договор, или я не отдам украшения.

Мелкие капли превратились в сплошной ливень, у Краснопольского нервы были натянуты до предела. Вадим не стал упрашивать Свету, он просто схватил вымогательницу за руку, выдернул мешочек, а затем толкнул девушку. Света поскользнулась и свалилась в бассейн.

Посчитав происшествие ерундовым, Вадим ушел, ему и в голову не могло прийти, что официантка не умеет плавать. Как назло, Светлана упала в глубокую часть бассейна и захлебнулась.

Ныне Софья и Лидия находятся в следственном изоляторе, младшая дочь призналась в убийстве Константина Львовича, не забыв сообщить следователю о том, что действовала с ведома и согласия старшей сестры и своего мужа.

Вадим тоже заключен под стражу, ему предстоит ответить не только за смерть тестя, но и за неосторожность, повлекшую кончину Светланы.

Петр Аркадьевич стал владельцем банка. Я не знаю, как Малышев распорядится неожиданным богатством. Сейчас он находится под подпиской о невыезде, следствие хочет досконально разобраться в его роли в смерти Нины Олеговны. Думаю, брачный аферист выйдет белым и пушистым из грязи, у него теперь есть возможность оплатить самых лучших адвокатов, которые сумеют вытащить своего клиента из весьма щекотливой ситуации.

Самолет с пистолетом нашли довольно далеко от места происшествия. Специалисты посмотрели карту погоды, учли силу ветра, вес оружия, летательные способности игрушки и сузили радиус поиска до минимума.

Никита Сергеевич Краснопольский уехал в Швейцарию, а бывший жених Сони Семен Гарин смылся в Лондон, похоже, оба хотят пересидеть скандальное время за границей.

Денис Рутин сделал карьеру на материалах о Пронькиных. Середина августа – мертвый сезон для прессы, ньюсмейкеры разлетелись по теплым морям, и тут такой подарок.

Неплохо складываются дела и у Аллы Михайловны. Вопреки ее ожиданиям пациенты не разбежались, наоборот, многим захотелось побывать на месте преступления, которое самозабвенно описывала «Желтуха», так что «Вилла Белла» процветает.

Я спокойно дожила положенный срок в лечебнице, а вот Максим неожиданно исчез, причем даже не попрощался со мной. Как говорится, удалился по-английски, не оставив ни телефона, ни адреса. Конечно, я не собиралась поддерживать отношения с нахалом и ни за какие пряники не стала бы ему названивать, но, согласитесь, немного обидно, когда человек, даривший тебе цветы и называвший своей девушкой, уносится прочь, даже не помахав на прощание ручкой. В последнее время меня стали смешить дурацкие приколы Макса, а сам он показался почти милым. Но, видно, я ошибалась. Иногда у людей на отдыхе возникает желание чувствовать себя беззаботными тинейджерами, скорей всего, в Москве Максим носит костюм с галстуком, очки и сидит в большом кабинете, набитом телефонами, вот ему и захотелось повеселиться на отдыхе.

Вернувшись в Мопсино, я озаботилась поисками работы и скоро поняла: найти службу в столице легко, но только не для меня. Я не хотела работать секретарем, водителем, строителем, а человека, который рискнет посадить госпожу Романову в бухгалтерию, мне заранее жаль. На рынке труда я могла предложить свое умение играть на арфе, небольшой опыт ведения радиопередач и удивительное усердие при раскрытии преступлений. Но в оркестр меня никто не звал, и, честно говоря, нащипывать арфу меня не тянуло, а в радиоведущие или частные сыщицы шансов попасть у меня было меньше, чем у наших псов – полететь в космос. Если даже Центр управления полетом и задумает запулить на Марс ракету с собачкой, тучные мопсы, Рейчел и Рамик, окажутся последними в очереди на старт.

Во вторник, когда я совсем приуныла, пришло письмо.

«Компания рассмотрела ваше резюме и просит приехать на собеседование». Я отправила такое количество анкет в самые разные места, что успела забыть название организаций, куда пыталась попасть на службу. Но всерьез мною заинтересовались лишь в одной фирме.

Нежно прижимая к груди книгу Вульфа, с большем трудом выпрошенную у Аллы, я отправилась в гардеробную и начала рыться в вещах. Нужно решить крайне трудную задачу: как одеться? Вульф на этот счет высказывался более чем определенно: «При приеме на работу следует соблюсти баланс между официальностью и игривостью. Если вы облачитесь в строгий офисный костюм, наденете лодочки на каблуке и уложите волосы в безупречную прическу, рискуете показаться занудой. Если вырядитесь в джинсы, майку и грязные тапки, произведете впечатление ненадежной неряхи. Лучший вариант: строгость плюс юмор».

В среду, ровно в полдень, я вошла в офис фирмы и была поражена пафосностью интерьера. Пол оказался выложен мраморными плитами, в потолке торчали светильники самой причудливой формы, на стенках висели картины. Что было изображено на них, я не поняла: то ли многоугольные гайки, то ли причудливо вырезанные тарелки. За стойкой рецепшен, естественно, восседала блондинка, которая с предельно вежливой улыбкой вызвала симпатичную брюнетку, сказавшую:

– Госпожа Романова? Пройдемте.

И мы пошли по бесконечным коридорам, холлам, лестницам, галереям и стеклянным переходам. Через некоторое время мне стало казаться, что я возвращаюсь в Мопсино, спустя еще пять минут я рискнула спросить:

– Вы проводите меня назад?

Брюнетка обернулась и с неподдельным изумлением спросила:

– А надо? Неужели вы не запомнили дорогу? Она же проще некуда.

Я испуганно умолкла, вдруг лабиринт офиса – первый тест, который необходимо пройти для приема в фирму? Спутница толкнула очередную дверь, мы очутились в обшарпанном аппендиксе, без малейшего признака не только пафоса, но и простого ремонта. Черный, местами вздувшийся паркет, грязно-серые стены, засаленное, слегка рваное кресло и ободранный деревянный стол, за которым сидела излишне полная, пергидрольная блондинка лет пятидесяти с чудовищно ярким макияжем на опухшем лице. Пальцами без всяких признаков маникюра она держала надколотую фарфоровую кружку с надписью «Маша».

Увидев нас, тетка скорчила гримасу и спросила:

– Ну?

Брюнетка кивнула в мою сторону:

– Вот! Привела на тестирование, – потом развернулась и, не попрощавшись, убежала.

Блондинка указала мне на кресло:

– Садитесь, Романова. Если вы удачно пройдете собеседование и понравитесь САМОМУ, то будете получать этот оклад.

Лениво зевнув, мадам нацарапала что-то на листочке и протянула мне, я глянула на цифру и постаралась не вывалиться из воняющего кошками кресла.

– Ну? – вздернула одну бровь тетка. – Это на испытательный срок, потом прибавят.

– Прибавят? – переспросила я и быстро проглотила вторую часть фразы, которую опрометчиво хотела произнести: «Я никогда не держала в руках столь больших денег».

Блондинка с хлюпаньем отпила из кружки.

– Назовите мне отчество Буратино?

На секунду я растерялась, но потом вспомнила, как звали столяра, который выстругал деревянного мальчика, и ответила:

– Карлович.

– Ответ принят, – кивнула блондинка, – задание усложняется. Как меня зовут?

Я покосилась на чашку, из которой баба с причмокиваньем пила чай.

– Рискну предположить, что Маша.

– Ответ принят. Сколько будет дважды два? Ваше личное мнение по данному вопросу.

– Четыре, – не подумав, объявила я, тетка состроила гримасу, открыла рот, но я успела понять подвох, поэтому продолжила: – По таблице умножения четыре, но мое личное мнение – пять. Однако мое личное мнение может не совпадать с вашим, вероятно, вы считаете, что дважды два восемь, но на то оно и мое личное мнение, я не могу гарантировать, что мы имеем одинаковое личное мнение по каждому вопросу. Вот таково мое личное мнение.

Блондинка указала мне на дверь:

– Ступайте. Там сидит САМ. Понравитесь ему – возьмет на работу.

– А как зовут начальника? – предусмотрительно поинтересовалась я.

– Не уполномочена раскрывать секретную информацию, – брякнула тетка и отвернулась.

Я вздохнула и вошла в кабинет человека, от которого зависела моя карьера. За большим письменным столом сидел мужчина в строгом пиджаке, белой рубашке и галстуке, он что-то быстро писал на листе бумаги. Я приблизилась к потенциальному начальнику и сказала:

– Добрый день.

– Присаживайтесь, – откликнулся шеф и поднял голову.

Я ахнула. Передо мной сидел Макс.

– Как вас зовут? – официально-вежливо осведомился он.

Я растерялась: значит, это не Максим, хотя на него похож безумно. Но прическа другая, волосы не рассыпаются в беспорядке, а зализаны назад, на носу торчат очки в тонкой оправе, и костюм! Макс бы не влез в подобный даже за миллион долларов.

– У нас ненормированный рабочий день, – сказал мужчина, не дожидаясь от меня ответа, – выходной даем лишь под Новый год, отпуск предоставляется через три года службы, зато оклад повышается ежемесячно.

– Согласна! – чуть не закричала я.

Шеф снял очки, я уставилась ему в лицо. Макс или не Макс?

– А вы алчная, – констатировал босс.

Макс!

– Но наша фирма предпочитает иметь дело с людьми, которые любят деньги, понятно?

Я кивнула. Хозяин поковырял в ухе. Нет, это точно не Макс, тому не придет в голову так себя вести.

Начальник вынул из ящика письменного стола... книгу Вульфа.

– Вам необходимо прочитать это.

Макс!!!

– И понять: мы используем данный труд как инструкцию. Кстати, его написал я, давно, еще в начале девяностых.

Не Макс!!!

– Раз мы пришли к согласию, – буркнул шеф, – надо выпить чаю.

Он резко встал. Я ойкнула: на шефе были турецкие шелковые ярко-красные шаровары.

– Что-то не так? – спросил он.

– Нет, – промямлила я, – простите.

Он вышел, я в полнейшей растерянности осталась в кабинете одна. Макс или не Макс? Спросить невозможно. Вдруг это не он, и я не получу места с зарплатой размером в годовой бюджет Московской области? Но если он, то...

В кабинет с коробкой в руках вошла брюнетка.

– Вы приняты на работу. Завтра в час дня приходите на службу.

Я онемела от изумления. Вот так просто?

– А что придется делать?

– Завтра объяснят, – раздалось в ответ.

– Чем занимается фирма? – не успокаивалась я.

– Вы умеете мыть окна?

– Да, – окончательно растерялась я, – за такую зарплату я готова тереть стекла безостановочно.

– Завтра подъезжайте к часу, – мило улыбнулась брюнетка, – возьмите с собой баян.

Я попятилась.

– Баян?

– Не знаете, что это такое? Вроде гармошки, на нем играют, – пояснила собеседница, – еще понадобится лопата, санки, скальпель и ласты, но этот инвентарь вам выдадут на месте.

У меня закружилась голова. На секунду я представила себя, опирающуюся на заступ, цепляющуюся ногами в ластах за подоконник и со скальпелем в зубах судорожно моющую окна. Зачем в данной ситуации санки, осталось за пределом моего понимания.

Брюнетка открыла коробку.

– Возьмите конфету, это традиция. Каждый новый служащий получает угощение от босса. Ешьте!

Я подчинилась приказу и засунула в рот небольшую круглую шоколадку.

– Вам сюда, – приказала девушка и вытолкнула меня в дверь, находившуюся в стене справа.

Я сделала шаг и... очутилась в шикарном холле возле стойки рецепшен с блондинкой. Было от чего обалдеть. Плохо понимая, что со мной произошло и куда я нанялась на службу, я вышла на улицу и вдруг поняла, что шоколадка, растаяв во рту, превратилась в кучку крохотных шариков, напоминающих гомеопатическое лекарство. Они стали стремительно увеличиваться в объеме, мои щеки раздулись, губы сами собой приоткрылись... Прохожие стали оглядываться, кое-кто останавливался и хихикал. А вы бы как поступили, встретив на дороге женщину, одетую в элегантный светло-серый костюм, красные балетки, держащую в руке сумочку в виде мопса, у которой изо рта высыпаются мелкие белые бусинки? Я соблюла инструкции Вульфа, разбавила офисную одежду яркой обувью, нестандартным ридикюлем и наложила натуральный макияж.

Шарики вываливались бесконечной волной, они налипли на пиджак, юбку, упали на туфли. Я хотела заорать:

– Макс!!! – но из горла вылетел писк.

Чья-то рука похлопала меня по плечу. Я обернулась, увидела Максима, на этот раз без пиджака, шаровар и очков, а в джинсах, тишотке и с обычной прической.

– Ну как тебе прикол? – ухмыльнулся он. – Не парься, сейчас все закончится.

Я выплюнула последнюю порцию бомбочек.

– Идиот!

– Сама хороша, – ехидно ответил нахал, – явилась наниматься невесть куда, отвечала на идиотские вопросы и ничего не заподозрила, увидев босса в шароварах. Вот уж не предполагал, что ты такая жадная!

Тут только я поняла, что прием на службу был очередным дурацким розыгрышем Макса. Следовало уйти, гордо подняв голову, но у меня от обиды потекли по щекам слезы.

Максим вытащил из кармана носовой платок, вытер мне лицо, потом быстро провел меня назад в офис, затолкал в небольшой кабинет, усадил в кресло и сказал:

– Ну прости, я дурак!

– Скорей уж это я кретинка, – самокритично ответила я.

Макс погладил меня по голове.

– Ты принята на работу. Я хозяин фирмы, которая занимается интересным делом. Тебе понравится. Нам нужен детектив.

Я подняла голову.

– Ты не врешь?

– Нет, – серьезно ответил Макс, – кстати... насчет книги Вульфа... все хотел тебе сказать... да времени не нашел. Ее правда написал я.

Я засмеялась:

– Ну хватит!

Макс почесал затылок.

– Хвастаться нечем, но это правда. В начале девяностых один мой приятель основал издательство, мы были молодые, задорные, вот Лаврентий и предложил: «Макс, ты имеешь психологическое образование, накропай брошюрку, я ее выпущу, это должно быть нечто типа «Как узнать мысли другого человека». Я согласился, наваял за неделю текст, хорошо хоть догадался псевдоним взять. Ну и что? Двадцать лет почти прошло, а глупость нарасхват продается. Лампа, это бред, я все с потолка взял, выдумал, дико ржал, когда писал.

– Лжешь! – отрубила я. – Для меня книга Вульфа стала настольной.

Максим поманил меня пальцем:

– Котя, иди сюда, здесь у нас конференц-зал для рабочих совещаний. Ну, входи, не тормози.

Я послушно шагнула в соседнее с кабинетом помещение.

– Посмотри на стену, – приказал нахал, – там висят снимки членов правления. Чей самый большой?

– Твой, – ответила я.

– Правильно, – заулыбался Макс, – люблю почет и уважение. И какая подпись под фото?

– Председатель совета акционеров Максим Волк, – огласила я. – У тебя кровожадная фамилия.

– Волк – Вульф. Поняла? – спросил приятель.

– Не верю, – упорно повторила я. – Опять прикалываешься.

Максим закатил глаза.

– Ладно, не стану спорить. Завтра приходи к часу, начнем работать, да, кстати, насчет зарплаты – это не шутка. Мне нужны такие люди, как ты: умные, инициативные, честные и просто красавицы. И еще, ты не забыла, что являешься моей девушкой? Почему оделась столь идиотским образом: старушечий костюм, туфли, не сочетающиеся с одеждой ни цветом, ни видом, и вдобавок сумочка – мечта семилетней школьницы?

– Я прочитала у Вульфа, как нужно нарядиться, чтобы произвести наилучшее впечатление на работодателя, – честно призналась я.

Макс кивнул.

– Знаешь, я хотел в этой главе дать один совет, но удержался. Постеснялся написать, каким образом можно очутиться в центре внимание, возбудить к своей персоне интерес всех присутствующих.

– Как? – заинтересовалась я.

Максим склонил голову к плечу.

– Элементарно. Если хочешь, чтобы окружающие тебя заметили, надень на голову кастрюлю.

« предыдущая | содержание | следующая »

Дарья Донцова Император деревни Гадюкино