Пролог
Пыльный Царь стоял на скале, облаченный в пурпур и злато. Спешно догорал скупой осенний закат, и долина под ногами Царя рдела тысячами струй пара. Дымка плыла над бесплодной землей, гонимая ленивым ветром. Очертания скал и валунов за ее завесой дрожали и изгибались. Миг - и пышное одеяние тоже оплыло, тая, потекло вниз. Не прошло и получаса, как оно облетело с плеч, осыпалось к ступням невесомым прахом. Теперь наготу Пыльного Царя скрывали широкие штаны, подвязанные тростниковой веревкой, и потертая длиннополая рубаха с цветисто расшитым воротом, поверх нее - начищенный медный нагрудник. Еще мгновение - и нити в узоре потускнели, а медь чуть подернулась бирюзовой пленкой патины.
Ни тени не промелькнуло на прекрасном снежно-белом лице, но Пыльный Царь остался недоволен. Долго. Тоже долго... У него уже было многое, но этого не хватало. Слишком долго, слишком медленно... Ожидание снова затягивалось, а ведь в прошлый раз почти получилось... Он мог бы ждать вечно, но упускать столько времени было нельзя. Время не утрачивает свою ценность, даже когда его становится в избытке. Конечно, только в том случае, если знать, как его потратить.
А он теперь отлично знал емкость времени.
Далеко-далеко оттуда, за великим океаном, седоволосый, весь сморщенный человек схватился за голову и безвольно привалился спиной к серой стене коридора. Только что ему окончательно стало ясно: община протянет, в самом лучшем случае, еще четверть века. Даже если втрое уменьшить потребление.
Старик сел на пол, спрятав лицо в ладонях и чувствуя, как скребется холод в душе. Будущее стало таким безысходным, каким не казалось уже много сотен лет.
I. Кожаный Капюшон
- Да где ж его носит, раздери его надвое! Сколько ж можно ждать! Места тут, драть его поленом, совсем не для прогулок! Гори он синим пламенем, этот мозголюб, чтоб он в нужнике утоп! - битый час разорялся Фойтрен, главарь небольшой банды, промышлявшей в северных отрогах Кардалирского хребта. На его красном от злости, всегда обветренном носу выступили крупные капли пота, пересохшие губы кривились, выплевывая ругательства. Фойтрен был в ярости. Никто и никогда не заставлял его так долго ждать, да еще и посреди какого-то непонятного леса, о котором много чего в народе говорят. И почти все, что рассказывают, лучше на ночь не вспоминать. А то не ровен час, бессонница замучает.
Восемь плечистых парней, которые пришли сюда с ним, тоже не особенно радовались такой заминке. Страх и крепкая досада смешивались на их суровых лицах. С другой стороны, какие уж там лица - рожи просто, если называть все своими именами.
- Окстись, Фойтрен! Так ли надлежит мелкому разбойнику, да еще и чужому подпевале, говорить о господине? Или ты забыл, кто ты, а кто я? - раздался позади них холодный, чуть насмешливый голос. Бандиты вздрогнули и дружно обернулись.
Кожаный Капюшон подошел, как всегда, неожиданно и совершенно беззвучно. Чем занимался этот человек в свободное от встреч с ними время, ни Фойтрен, ни кто-либо из его подручных не знал. Так они его прозвали по вполне очевидной причине - из-за вечного капюшона, скроенного из толстой блестящей кожи, который полностью скрывал его лоб и глаза. Настоящего его имени, разумеется, бандиты тоже никогда не слышали.
- Но-но... Не слишком-то зарывайся, э! - уже не столь громко возмутился Фойтрен. - Мы тут почти с полудня топчемся. Пора не летняя, между прочим! Все принесли, как договаривались. Хватит кочевряжиться, забирай, что заказывал, и гони оплату!
- Как договаривались, значит? - недоуменно развел руками невзрачный тощий человечек, одетый по-дорожному. Голову его прикрывал тот самый капюшон. - Что-то я не вижу тут оглушенных тел. Где вы их спрятали и зачем?
- Да мы тут подумали... - поскреб затылок главарь. - Тебе ж только головы нужны, я знаю...
- И откуда же ты это знаешь? - Резко вздернулся в ответ подбородок Кожаного Капюшона. Чересчур резко, как будет решено впоследствии.
- Ну, это... Да парни мои говорили, что видели кое-что... - Фойтрен понял, что сболтнул лишнего. Вообще, совсем не стоило показывать такому типу, что они хоть немного в курсе его гаденьких привычек. Странный он, этот Кожаный Капюшон, ничего с ним не ясно. Бывает, ввернет какое-нибудь словцо, и приходится только рот раскрыть, потому как даже по пьяни такого не придумаешь. Вроде, знакомо звучит, а что значит... Правда, поправляется всегда сразу же, может, он иноземец просто? Да и платит ну очень пристойно, ради такого можно почти на все глаза закрыть. Кое-кто за такие деньги целой артелью полгода по старым развалинам сияние ловит, а вот он, Фойтрен, получает их за один поход сюда.
- И что же там было? - не отставал тощий человечек.
- Мы ж не следили, мы так, наткнулись один раз... - вяло попытался оправдаться за своего вожака один из разбойников. - Ну, трупы нашли, которые ты изуродовал, и там голов не было. Как-то уже мертвеца тебе принесли, ты вроде принял. Мы и решили...
- А вам вовсе не нужно ничего решать! Кто вам решать дозволил, кто? Решать, мать вашу к риглакорам в яму! Я вас не решать нанимал! Решать они вздумали, умники! - неожиданно разразился безудержно гневной отповедью Кожаный Капюшон, который мгновениями ранее дослушал до конца объяснение парня. Дослушал совершенно невозмутимо. Вот это тоже всегда раздражало Фойтрена - никогда не угадаешь, что в следующий миг у Капюшона случится с настроением. Бесноватый он какой-то. Хотя плевать, лишь бы платить не забывал.
- Ну ладно, ладно, зря мы так! - главарь понурился, пытаясь замереть с повинным видом, и миролюбиво улыбнулся. - Но товар-то все же посмотри! Не просто ж так тащили.
Не стоило им лезть со своими решениями, ох, как не стоило! Плевать, что уж теперь...
- Посмотрю, а как же... Что у вас там, давайте, - уже успокоился тощий. - Ну?
- Вот, держи, - Фойтрен подал ему объемистый мешок из грубой ткани, совершенно недвусмысленно выпачканный снизу. Из-за бурых пятен и разводов стало не так просто ответить, какого цвета этот мешок был когда-то. Хотя, скорее всего, грязно-серого.
- Что же мы тут видим? - деловито копаясь в содержимом мешка, протянул Кожаный Капюшон, и голосе его звучало явное разочарование. - Вот что это такое, а?
Он театральным жестом извлек за волосы на свет огромную голову, когда-то принадлежавшую горному риглакору. Голова эта была отделена от туловища с заметным трудом, что отчетливо распознавалось по неровным зарубкам на торчавших остатках позвоночника. На серокожем лице навсегда застыла предсмертная мука, крупный рот с мощными коричневатыми зубами свела агония, заплывший бельмом третий глаз на лбу выпучился от последней судороги. Риглакор, судя по размеру головы и широкому лицу с чуть заметной черной щетиной, был убит почти в самом расцвете сил, так что казалось очень сомнительным, что смертельный удар ему нанесла именно шайка разбойников. Скорее всего, нашли упавшим со скалы или покалеченным ночными хищниками, а потом добили. Либо даже добивать не пришлось.
Голова была в отвратительном состоянии. Даже слепой бы понял, что в этом мешке она пролежала не меньше трех лун, и догадался бы, конечно, по ядреному, удушающему запаху разложения, исходившему от гниющих тканей. Кожа на лице побурела, вздулась и даже лопнула на скулах, а от множества трупных пятен походила больше на шкуру какой-то змеи, чем на кожу риглакора. Волосы начали клочками вылезать из скальпа. Кроме всего прочего, на правой щеке виднелись две небольшие дыры, подозрительно напоминающие ходы трупных личинок. Да уж, на редкость неприглядное зрелище.
- И что мне сейчас с этим делать? - брезгливо скривился Кожаный Капюшон. - Начать хотя бы с того, что мне и тела тоже нужны, вы совсем напрасно... решили, вашу мать! Впрочем, ладно, это еще куда ни шло! Но гнилье-то такое мне на кой ляд теперь? Это ж тухлятина конченая! Вы каким местом думали, когда сюда это четырнадцать недель несли? Я вас спрашиваю!
Бандиты виновато молчали. Фойтрен немного поразмыслил и, не поднимая глаз, первым подал голос:
- Ну так ты знаешь, опять же, до чего ж это муторно - тащить к тебе всех живьем! Тем более, что с ящером бы все равно ничего не вышло - в первую же ночь сдох от раны, скотина. Ну ящера-то, хорошо, можно привести! А как переть сюда живого риглакора? Как ты себе такое представляешь? Его даже мертвого не так просто доволочь, тяжеленный!
Фойтрен шмыгнул носом и, решив, что этого достаточно для выражения грусти и раскаяния, попробовал завести разговор о наболевшем:
- Риглакоры же вообще далеко отсюда живут, да и опасны жутко, каждый раз идем, как в последний! А ящера только по случаю купить удалось, прямо с казни! И то - избитого и с пропоротым легким! В другой раз ехать-то придется чуть ли не к болотам, очень уж далеко! Вот бы накинуть золотишка, а? За труды все, авансом?
- Меня все это не интересует! - сорвался на визг Кожаный Капюшон, но быстро справился с собой. - Я плачу за н'дизарда по двойному тарифу, за риглакора - по четверному. Думаешь, это просто так? Нет, это с учетом всех ваших затрат и трудностей! А за эту, я извиняюсь, падаль я платить вам не буду вообще. Забирайте ее себе, над камином повесите.
- С чего бы... - попытался спорить Фойтрен, но вовремя вспомнил, что Кожаный Капюшон в своих решениях непоколебим. Пришлось шумно и напоказ высморкаться, принять обратно подгнившую голову и, от души размахнувшись, могучим пинком подкованного сапога отправить ее в близлежащие кусты - только брызги в стороны полетели. Попутно - мысленно попрощаться с солидной частью ожидаемой награды. Ну и пускай, остаток тоже не так мал.
- Дальше... - Кожаный Капюшон снова запустил руку в мешок и вынул продолговатую голову н'дизарда. Тлением она почти не отдавала, но отрублена была очень неаккуратно: основание головы, срезанное косо, осталось где-то в другом месте, а с ним - и значительный кусок мозга. Длинная, вытянутая вперед челюсть оказалась приоткрыта, она скалилась в страдальческой ухмылке, обнажая ряд желтых тонких зубов, покрытых коркой запекшейся крови. Глаза закатились, как в припадке, виднелись лишь нижние края щелевидных зрачков. Ящер словно смеялся над своими незадачливыми убийцами, хотя смеяться живые н'дизарды вообще-то не умеют.
- Так получилось, дернулся он, топор криво пошел, - объяснил один из разбойников. Фойтрен метнул в него уничтожающий взгляд, и тот сразу пожелал проглотить свой язык.
- Так-так, действительно, напрочь отсутствует... э, неважно. Вы бы хоть во льду догадались нести, идиоты, - вздохнул Кожаный Капюшон. - Лед бы положили, было бы гораздо лучше...
Он взял голову покойного н'дизарда обеими руками за жевательные мышцы, положив большие пальцы на глазницы, и сильно сдавил ее. Лицо тощего человека на миг утратило всякое выражение, замерев в неживой сосредоточенности, как маска. Впрочем, он тотчас же, как ни в чем не бывало, продолжил:
- Эту возьму. По сниженному в полтора раза тарифу. Возражения не принимаются, цена справедливая. Дальше...
Фойтрену оставалось лишь скрипнуть зубами. Следующей из глубин мешка появилась совсем свежая голова молодой женщины. Ухватив ее за светло-русые волосы, Кожаный Капюшон принялся внимательно ее рассматривать, изучая со всех сторон. Нескольким бандитам стало не по себе, хоть видели они уже всякое. Но так пристально и безразлично ощупывать взглядом искаженные смертью черты, впалые щеки, на которых ржавыми хрупкими каплями запеклась уходящая жизнь, бледный провал рта с бескровными полными губами, отвисшей челюстью и обломками выбитых передних зубов, разбитый и свернутый на сторону нос, остекленевшие серые глаза, с безмолвным тоскливым укором слепо глядящие на мир, длинные пушистые ресницы и тонкие изогнутые ниточки бровей... Так смог бы далеко не каждый душегуб, будь он хоть трижды висельником.
- Красивая была... - равнодушно, без сожаления произнес Кожаный Капюшон, все так же вертя в руках голову женщины. - Интересно. Что там за проломы зияют вместо зубов, почему мочки ушей оборваны? Волосы русые... Север же? Оттенок... Совсем рядом. Из какого селения? За что была осуждена, и каким был приговор? Почему зубов нет - насиловали, что ли?
- Ну... Это... - пробормотал Фойтрен, явно озадаченный. - За воровство... И ведьмовство, порчу на мужиков насылала, двоих детей сглазила... Приговор - повешенье, конечно.
- С каких пор тут, на севере, за колдовство вешают? - вкрадчиво проговорил Кожаный Капюшон, немигающими глазами уставившись на всех разбойников одновременно. По спине Фойтрена пробежал озноб: он никак не мог взять в толк, в чем провинился и какая этому дерганому паршивцу разница, чья голова у него в руках. И еще - как можно так цепко держать взглядом девять человек сразу. Что ж он придрался-то! Откуда уж какому-то залетному хмырю знать, что там с ведьмами делают, если даже бывалый бандит об этом никогда не слышал?
- Ну так... Э-э... Всегда так было, - нашелся главарь.
- Да что ты? А почему я всегда думал, что на севере ведьм топят, а? И кто же ей зубы-то выбил, а? Передние-то? - Слова взмывали, как камни из пращи, и падали свинцовыми окатышами, хотя тон Кожаного Капюшона почти не изменился.
- Так люди ж кидались в нее всяким, селяне-то... - гнул свою линию Фойтрен, уже уяснивший, что сознаваться совсем не нужно. - Вот и вышло.
- Вот и вышло... - в точности голосом Фойтрена повторил Кожаный Капюшон, и главарь в изумлении вытаращил на него глаза. - Все было не так. Вы поймали где-то поблизости на лесной тропе девушку, которая, вероятно, возвращалась с отдаленного выселка в родную деревню. Навещала родственников, или еще что-то в таком роде. Вы сразу решили отдать ее мне, но перед этим неплохо и довольно долго поразвлеклись - совместили, так сказать, полезное с приятным. Сужу по состоянию ран на ушах и повреждениям десен. Опять же, губа надорвана, и подбородок желчью измазан. Думаю, найти труп этой несчастной для меня труда не составит, вы бросили его где-то там же, в кустах у тропинки. Так?
- Да нет же, - горячо запротестовал Фойтрен, и другие разбойники согласно загудели. - Мы выкупили ведьму и убили ее сами, на помосте посреди деревни. Точно, ее топить собирались, вспомнил сейчас. Да, и правда, это недалеко отсюда. Спроси хоть у кого, у кого хочешь, из моих ребят или из тамошних жителей. Я название только не помню, да и дорогу туда, но вместе найдем...
- Это неправда, - безучастно ответил Кожаный Капюшон. - Только что я убедился. Ты помнишь, каковы были условия нашего договора?
- Само собой, - быстро отозвался Фойтрен, усиленно скрывая злость и выказывая подобострастие. - Мы приносим тебе тела и другое, о чем ты попросишь, ты неплохо платишь нам золотом или тем, чем мы скажем - серебром, например, или глостилитом, если нам так удобнее. Вот и все, договор очень простой.
- Не настолько простой, - уточнил Кожаный Капюшон. - Было еще одно условие. Вы приводите или приносите людей, приговоренных вашими соплеменниками к смертной казни - неважно, за что. Как вы их получаете в свое распоряжение - меня это не касается. Дальше с ними разбираюсь уже я сам. Риглакоры и н'дизарды - это, так и быть, разговор отдельный. Но мы не говорили о том, что вы будете сами убивать заключенных, и уж тем более - что будете хватать кого попало, лишь бы нажиться. Первое я принять еще могу, второе - нет. Говорили мы еще и о том, что в случае, если ваши услуги меня не устроят, я отказываю вам в любом общении и больше с вами дела никогда не имею. Так?
- Ну, так, - хмуро подтвердил главарь.
- Вот и все, собственно. Наше сотрудничество завершено, - Кожаный Капюшон опустил обратно в мешок голову женщины. Клацнули друг о друга остатки зубов в ее челюстях. - Я расторгаю договор, остальные головы, если они есть, даже смотреть не буду. Можете оставить их у себя.
- А наша плата? - прошипел сквозь зубы Фойтрен. Кто-то из разбойников выцедил длинный плевок.
- Какая плата? - удивился тщедушный человек. - Вы остаетесь при своем, я - при своем. Вашего не беру, за что платить? Жалко, что пропадет товар, но есть кое-что поважнее. Зря я вообще связался с людьми вашей... профессии, ошибка будет исправлена. Разговор окончен.
Он повернулся на каблуках и мерным шагом направился в чащу. Фойтрен постоял в недоумении, грязно выругался и рванулся вслед за ним.
- Ты что, совсем страх потерял, гадов потрох? Какое там еще "окончен", ты! Золото наше гони, дохлятина ты хилая! - взревел он, хватая Капюшона за плечо и рывком поворачивая лицом к себе.
- Что-то оказалось непонятным? Оставь меня в покое, отправляйся со своей бандой гулять куда-нибудь подальше отсюда, - выцветшим голосом посоветовал тот, выскользнув из крепкой, как клещи, руки и слегка отпихивая разбойника в сторону. Такого Фойтрен уже не смог вынести. В его глазах сверкнула звериная ненависть, и он закатил тощему человечку такую оплеуху, что Капюшон отлетел на добрых три шага и грохнулся на прикрытую опавшими листьями лесную землю. Этого главарю показалось мало, и он, подбежав к распростертому телу, принялся охаживать его ногами под ребра, вкладывая в удары тяжелых сапог все свое бешенство.
- Успокоился? - по-прежнему уткнувшись носом в прелую листву, поинтересовался Кожаный Капюшон. Он воспользовался небольшой передышкой, когда Фойтрен, запыхавшись, решил перевести дух. Этим, разумеется, он привел главаря в еще большее неистовство.
- Ах ты ж мразь, на голову хворая! Да мы сейчас у тебя свою оплату просто отберем, скотская твоя харя! Угощайся, бледная сволочь! - сипел на выдохе бандит, с оттяжкой молотя ногами скрюченное тело.
- У меня ее нет с собой, - лежа пожал плечами Кожаный Капюшон и тихонько всхлипнул. - Как и всегда. Не видно, что ли?
- Да ладно? Тогда мы ее из тебя попросту выбьем! Принесешь с песнями и плясками, и еще умолять будешь, чтобы побыстрее на свидание с прабабкой отправили! - Фойтрен перекосился в ухмылке. - Ну-ка, навались, ребята!
Разбойники принялись за работу всей гурьбой. Месить лежащего ничком человека - дело нехитрое, но главарь невольно загордился, глядя, как слаженно у них это выходит. Эх, раззудись, плечо! Так этому ублюдку чванливому, так! Надо бы по почкам еще задвинуть. Хватит помыкать Фойтреном и его людьми, теперь он сам будет диктовать условия. А условия простые: хочешь жить - тащи золотишко. Все, что у тебя есть. Потом проверим, не утаил ли чего.
- Отлично, все, что нужно, я испытал. С меня довольно, - раздался чуть поодаль знакомый голос. И голос этот принадлежал Фойтрену!
Разбойники ошеломленно вперились в возникшую справа тощую фигурку. Больше всех, конечно, был поражен сам главарь. Он перевел взгляд на свои пыльные сапоги, рядом с которыми больше никто не лежал. Когда этот дохляк успел встать, и почему не заметили-то?
- Вы ведь не уйдете? - устало спросил Кожаный Капюшон краденым голосом.
- Уйдем, уйдем... Теперь точно уйдем... - поспешил его заверить законный обладатель. Повернулся, махнул рукой, давая знак остальным, и тут же выбросил в Капюшона тонкое хорошо смазанное трупным ядом лезвие, припасенное специально для таких случаев. Лезвие легко скользнуло в воздухе, эффектно блеснуло в пробившемся сквозь редеющие кроны солнечном луче, коснулось впалой груди человечка и куда-то исчезло.
- Все понятно, - диковинным, совсем безжизненным тоном произнес Кожаный Капюшон, не давая бандитам опомниться. - Да, люди точно ничего не потеряют от вашей смерти. Ума не хватает даже на то, чтобы спокойно уйти, если ситуация непонятным образом складывается не в вашу пользу. Как привыкли костоломами быть и переть на рожон, такими и остались навсегда. Это я объясняю сейчас, чтобы посмотреть, как мои слова окажутся осмыслены. Не может же человек не осознавать простейших вещей.
Кожаный Капюшон стоял неестественно прямо, как будто враз утратив все эмоции. Напряжение сошло с его лица, заострившиеся черты разгладились, словно выполнив необходимую работу. Кто-то из бандитов швырнул в него топор. Разбойничий инструмент отскочил от тела, как от стального доспеха.
- Думаю, среди вашего народа вы заслужили уже не один смертный приговор, ведь так? - заключил тщедушный человечек, вновь цепляясь страшным взглядом сразу за всех девятерых. Дождался какого-то одному ему понятного ответа, чеканным движением вскинул подбородок, и его капюшон распался на множество лоскутов. Никто не успел заметить, что произошло дальше.
Фойтрен и его подручные умерли за девятнадцать секунд по внутреннему времени комплекса. Большую часть этого промежутка заняла короткая агония.
II. Сонная явь
После полудня птицы все же снялись с привычных мест и огромной галдящей стаей унеслись к горизонту. Судя по всему - с тем, чтобы больше никогда не возвращаться. Надо же, как много их оказалось в окрестных лесах... А ведь Антаглоуф еще удивлялся, как им удается так глушить весь поселок своими криками.
Он поморщился, еще раз подошел к мутному окну и взглянул на частокол, отделявший жилье от опустевшей лесной опушки. Птицы... Улетели, ну да и пусть там императору кланяются, что ли. Туда им и дорога, поганым. Тем более, что в последние три недели можно было с ума сойти от их утреннего гвалта. Изо дня в день, почти три недели подряд! Каждая, даже самая захудалая птичка, от крапчатого свистульника до лысоухой совы, видимо, считала своим долгом оповестить весь мир о том, что она пережила очередную ночь. Теперь Антаглоуф даже, кажется, начал понимать это их стремление. Хотя ненавидеть пернатых крикунов меньше не стал.
Под сапогом пронзительно скрипнула половица. Надо бы заняться домом, да все никак не выходит. Родители их умерли давно, больше десяти лет назад, почти сразу друг за другом - сначала отец, потом мать. Антаглоуф с тех пор больше, чем по полугоду, проводил в походах, его младшая сестра боялась ночевать одна и часто гостила у подруг. Поэтому дом подолгу пустовал и порядком обветшал. Хотя разве до него сейчас...
Он сплюнул прямо на плохо отскобленный дощатый пол и вышел на улицу. Дрянные птицы стали последней каплей. Ладно бы перелетные, хоть пока и не сезон - так нет, вообще все! На остальное можно было закрыть глаза, даже на сны, но это... Тут уж впору самому ноги уносить. И совсем нет желания выяснять, от чего именно.
Антаглоуф вспомнил про сны и еще раз поморщился. Никогда их не запоминал, даже в детстве, за что сейчас-то такая радость? Скоро всерьез придется подумать над тем, чтобы завязывать с этой дурной привычкой - спать. Даже древесные настойки уже не помогают. Надоело похмелье, так недолго и с печенью попрощаться. Без того уж здоровьем теперь не сильно похвастаешься. Да что там, ему и тридцати нет, а на висках кое-где проблескивает серебро...
Почему же так жутко от них, от этих снов? Вроде бы, ничего настолько уж особенного, если здраво рассудить. Никаких выпущенных кишок, в которых копошатся мухи, никаких брачных ночей с гнилыми невестами и никаких женщин, пожирающих своих младенцев. Никто никого не пытает, не режет и не убивает. В чем же дело?
Хотя... Ничего особенного? Антаглоуфа передернуло всем телом, когда из памяти снова будто бы всплыл минувший сон. Он еще раз с удивительной живостью увидел, услышал и почувствовал, как течет низ безглазой маски, как обозначается щербатая щель рта, оттуда плещет чем-то бурым и маслянистым, а затем выползают пальцы. Один, другой, третий, изо рта начинают лезть руки... И шепот, тихий, на грани слышимости, но неумолчный, всепоглощающий, отнимающий волю и заменяющий ее слепым ужасом: "Помоги-и-и..." К Темному Князю такие сны!
Пришлось снова считать шаги, чтобы отвлечься. Окаянный сон никак не желал забываться. Антаглоуф, известный среди своих товарищей по ремеслу как Отражатель, неторопливо плелся к кабаку и думал, что же со всем этим делать. Как обычно, ничего толкового в голову не приходило.
Кличку свою Антаглоуф получил за видимую тягу лазать по крайне сомнительным местам, а также за кургузый меховой плащ с нашитыми поверх него свинцовыми пластинами, который он носил постоянно, даже когда не собирался в поход. Таких, как он, скупщики из срединных частей империи называли ходоками. Почти вся сколь-нибудь сытая жизнь многих северных деревень строилась именно на удачных вылазках подобных людей. Еще бы: почва скудна, в лесу съедобное растет вовсе не в таком обилии, как в других землях, хищных тварей очень много, скота не напасешься. Одно богатство - ветхие руины, да и те почти всегда так сильно отравлены старыми проклятиями, что живут ходоки едва ли не втрое меньше, чем нормальные люди. Зато стоит найти что-то хорошее - моток медной проволоки, который надо волочь вдвоем, потому что она толщиной в руку, ржавое железо на перековку или, если сильно повезет, несколько фляг из глостилита - и можно ни в чем себе не отказывать чуть ли не год, у скупщиков есть все, что может понадобиться в северном селении. И куда тут денешься, если полностью зависишь от того, удалось ли отыскать в сияющем пепле очередную пиалу? Хоть сотню раз за ночь с криком просыпаться будешь - все равно не уехать никуда с голой задницей, даже в соседний поселок. Кому там нужен еще один нищий? Своих хватает, даже краюху хлеба никто не подаст. А уж о том, чтобы переехать поближе к срединным землям, без огромного капитала не стоит и мечтать. Сам попросту не доберешься, за дорогу с караваном возьмут по-настоящему бешеные деньги. Тут можно даже не брать в расчет, что на новом месте вообще-то надо еще обжиться. Если уж в Аласконе даже арбалет может купить далеко не каждый, а Аласкон не намного-то и севернее! Впрочем, нет, там совсем уж край земли.
Солнце, неспешно спускавшееся к горизонту, скользнуло косыми рыжими лучами по пластинам на боковине плаща, взъерошенным волосам цвета лежалой золы и рано начавшему стареть лицу Антаглоуфа. Ходок сжал зубы. Он-то ладно, проживет и со снами, но сестра? Ей вообще делать нечего в этой вонючей дыре, со всех сторон овеянной тысячами проклятий! Молодая красивая девушка, ей еще жить и жить... Недолго она, с ее-то худобой, обмороками и малокровием, протянет на севере, где далеко не каждый крепыш успевает разменять третий десяток. А тут еще это все! Вот что ни говори, а ведь и правда что-то очень недоброе сейчас творится. Птицы просто так всей толпой невесть куда не отваливают.
Нет, никуда и впрямь не денешься. Вот бы все-таки найти что-нибудь такое, чтобы этого хватило не только на переселение вглубь империи, но и на хорошее приданое! И выдать ее замуж! По возрасту - в самый раз, четырнадцатая... нет, пятнадцатая осень скоро минует. Только обязательно в срединных землях, нечего ей с ходоками или охотниками путаться.
Одолеваемый раздумьями, Антаглоуф толкнулся в дверь "Пятиногой змеи", снова сплюнул и решил, что в следующий раз лучше будет и в самом деле считать шаги. Все равно от этих пустых задумок нет никакого проку, а о нечаянной удаче мечтает каждый ходок. И почему-то почти все находят не сказочные богатства, а свою последнюю порцию сияния. О везении здесь не слышали очень давно.
- О, Антаглоуф, дорогой друг! Какая неожиданность! - Застал его еще на пороге знакомый оклик, прозвучавший до приторности благодушно. - Присаживайся! Выпьешь?
- Глирфинд, вечно молодой ты наш прохвост, ты ж отлично знаешь, что я тут почти всегда по вечерам бываю. Какая, к демонам, неожиданность? - сухо отозвался Антаглоуф, подходя к столу и протягивая руку для приветствия. Повесил плащ на кованый крюк, вбитый в закопченную бревенчатую стену, пододвинул тяжелый табурет, опустился на него и в поисках хозяина обвел глазами тесную комнатушку, почему-то именуемую залом. Зал этот был почти пуст - кроме них, лишь двое охотников из соседней деревни сидели в дальнем углу.
- Не упрел еще в своей хламиде? - немедленно выразил участие Глирфинд, чаще упоминаемый в поселке как Старый Хват. Выразил не столько вопросом, сколько сочувственным изгибом рослого поджарого туловища. - Как ты ее таскаешь-то вообще, она же, должно быть, тяжеленная?
- Привык, - буркнул Отражатель и махнул трактирщику, который таки соизволил выйти из кладовой. - Лишним вряд ли будет. Хотя, конечно, не в кабаке, это да. А ты что, пришел плащ мой обсудить? Оставь свои штучки, чего тебе от меня понадобилось? К тому же, ты опять переигрываешь. Так, хозяин, принеси-ка мне пива, большую кружку, и еще жаркого с пряным корнем. Корня тоже побольше. Запиши на меня, денег с собой не взял. И смотри, не разбавляй, знаю я!
- Да ну тебя, лишь бы настроение человеку испортить... - надулся Старый Хват. - Что, не рад мне, да? А я не такой, как ты, я людям радуюсь, особенно старым друзьям. Раз в год увиделись, а ты со своими этими сразу... домыслами...
- Прекрати, это уже не смешно, - раздраженно поморщился Антаглоуф, кивком поблагодарив трактирщика за принесенный ужин. - Домыслами! Что ж я тебя тут не видел-то ни разу? Ты просто так даже на обочину не плюнешь. Три раза вот подумаешь, не поднимется ли пыль, а если поднимется, то куда полетит. Может, на сапоги, а сапоги новые. Чего хотел?
- Ну... - промямлил Глирфинд, убирая с лица оскорбленное выражение и подкручивая длинный седой ус. - Дельце есть одно, да. Хорошее. В убытке не останешься, точно говорю. Да.
- Так бы и говорил, чего сопли-то тянуть? То, видите ли, домыслы, то про хламиду... Что за работа, далеко? Проклятия есть? - осведомился Антаглоуф, сосредоточенно жуя жилистый кусок жаркого. Взгляд ходока привычно остановился на противоположной от входа стене. Там над дымным очагом, прибитое гвоздями к стене, причудливо вилось длинное высохшее тело той, в чью честь и был в свое время назван трактир.
- Конечно, есть, как без них, - удивился Глирфинд. - Если б не было - нанял бы кого попроще. Да и путь неблизкий. В общем, там, где Гнилозубая Стена...
- Рядом с Гнилозубой Стеной не работаю, - быстро перебил его Антаглоуф. - Сам знаешь, змеиных птиц там развелось, терпеть не могу этих гадов. В самом лучшем случае, весь в дерьме измажешься, потом за полгода не отмыться. И проклятия там кое-где очень сильные.
- Да ты дослушай сначала! - дернул его за рукав Глирфинд и быстро оглянулся. - Не рядом совсем! Просто по ней найти проще всего. На северо-запад, поднимаешься по руслу сухого ручья... Ну, в общем, потом расскажу, что и как. Главное - мне один олух проболтался, мол, кое-что увидел там. Сам туда собирается, чтобы все толком рассмотреть, через четыре луны. Ну, а я не пальцем деланный, я столько ждать не буду.
- И что же он там видел? - уставился на собеседника Антаглоуф, оторвавшись от еды.
- Гремучее железо. Ржавое, правда. И...
- Не интересуюсь, - разочарованно отрезал ходок. - Еще и ржавое! Спасибо, сам тащи. Рванет по дороге - так даже лохмотьев не найдут. Олух твой - не такой уж и олух, раз туда сдуру не полез.
- Зато золотишко на похороны не надо тратить, выгода сплошная, - хохотнул наниматель. - Железо там - сплошь в глостилитовые ящики упаковано. Эти ящики любой скупщик с руками оторвет...
- Да я и сам знаю, - неприязненно покосился на него Антаглоуф. - Из них чего только ни делают, я даже ножи и картины видел. Толку-то, если все железо еще вынуть надо. Разница только в том, что жахнет посильнее.
- Если железо прямо там паковали - значит, должны быть и пустые ящики, - возразил Глирфинд. - Даже доставать ничего не надо.
- Так-то оно так, - вздохнул Антаглоуф. - Только вот откуда нам знать, где его паковали? Может, и не там совсем. Там оно просто хранилось. Мало ли?
- Неужели ты откажешься от того, чтобы взять и проверить? - хитро прищурился Глирфинд. - Ты-то - и откажешься вдруг? Да ни в жизнь. Ты ж ничего не теряешь! Вдруг там, кроме гремучего, еще и обычное старое железо есть, на переплавку? Кузнецам сдашь по четверной цене - плохо, что ли? Или сталь, отличная, чистая! Да и вообще, там всякое может быть...
- В том-то и дело, что всякое, - сощурился в ответ Антаглоуф. - Например, все проклятиями сплошь залито, влез - и через три дня впору кинжалом сердце нащупывать, лишь бы заживо не сгнить. Или гадость какая завелась, вроде тех же змеиных птиц. А то и похуже.
- В общем, я предлагаю все решить очень просто. Я говорю тебе, как найти это место, плачу небольшой задаток, ты идешь и проверяешь. Там уж поступай, как считаешь нужным. Если что-то принесешь - две трети добычи тебе, треть - мне. Связи у меня есть, если обманешь - я об этом непременно узнаю, а вслед за мной - и вся округа. С тобой дела никто из наших иметь не будет, а скупщики из срединных земель с одиночками больше не связываются. Так что...
- Да брось ты, Глирфинд, когда я кого-то из вас обманывал? - пробормотал Антаглоуф. - Вас обманешь, торгашей... Куда, риглакор ему вломи, хозяин снова подевался? Надо бы еще пива.
- Чего вина не взял сразу? Вроде, неплохое завезли. Красное, конечно.
- Да ну, дорого. Это уж после похода, сейчас-то какой смысл, - резонно ответил Отражатель. - А почему, кстати, скупщики больше ничего не берут у одиночек? Не слышал об этом.
- Правильно они делают, - горделиво распрямился Старый Хват. - Сколько раз уж были случаи, когда из-за какой-нибудь железяки - ну, само собой, основательно проклятой - половина каравана где-то в лесу и оставалась, один за другим. Поздно спохватывались. Да и животине вьючной вредит, просто погонщики мрут быстрее. А мы люди испытанные, надежные, у нас все чисто, все проверяем - на листьях, на мелком зверье... Конечно, к нам доверие есть.
- Да, доверие - это, ясное дело, здорово, - согласился Антаглоуф, допивая остатки из кружки.
- Жаль, что скупщики теперь у нас еще не скоро появятся, - погрустнел заказчик, снова сгорбился так, что острые лопатки выставились назад. - Наслушались разной ерунды, мол, нечисто у нас теперь чего-то тут. Ну, что звери средь бела дня на дорогу выходят, птицы свои яйца клюют, куда-то уходит скот и все такое... Хотя вот вши и правда у всех почти пропали, это да. Так это ж хорошо!
- Что, и впрямь пропали? - без особой радости полюбопытствовал ходок.
- Ну да, даже у Кривого Ключника с его космами они сами собой повывелись. Представляешь? Нет, ну это и в самом деле как-то удивительно, конечно, но какой же это повод не ездить-то к нам! Что, лучше вшей хватать, что ли? - продолжил жаловаться Глирфинд.
- Да не во вшах же дело, - отмахнулся Антаглоуф.
- Ну, хоть убей, не понимаю я этих скупщиков! - совсем скис наниматель. - Одна беда с ними. От расстройства, слушай, даже сны всякие дурацкие в последнее время снятся.
- Сны?.. Что же за сны? - чуть было не подскочил на месте успевший заскучать от надоевших за эти недели разговоров ходок, но вовремя вернул лицу прежнее выражение. Ни к чему окружающим знать, насколько его сейчас волнуют всякие сны.
- Сны-то? - Глирфинд все же заметил, что взгляд собеседника изменился, но не придал этому значения. Мало ли, кто чем интересуется. - Ну... странные очень. И яркие, прямо весь день перед глазами потом. Вчера вот, например, приснилось, что стою я перед огромным троном, красивым таким... Светится он весь, аж глазам больно. Стоит, главное, посреди какого-то глухого пустыря... И чуть ли не под облака уходит. А на нем сидит кто-то, и не понять, то ли молодой, то ли старый...
- Это как так? - недоверчиво вклинился в рассказ Антаглоуф.

читать дальше на СИ